Газета День Литературы # 163 (2010 3)

И её постигать бесполезно.

С глаз упала моих пелена.

Мне открылась высокая бездна,

Тьмы и света и звёзд полна…

О ТОМ, КАК ДЕВА ФЕВРОНИЯ ВЫЛЕЧИЛА МУРОМСКОГО КНЯЗЯ ПЕТРА ОТ ЕГО ПРОКАЗЫ

…В баньку с низким окошечком князю Петру

Отворила Феврония дверь заперту.

Князь вошёл туда, наклоняясь.

И сказала Феврония князю Петру:

– А теперь раздевайся, князь.

Он разделся и крест позолоченный снял,

Свой, нательный, которым себя осенял.

Снял с себя кушак и штаны,

И рубаху, парчою расшитую, снял,

Всё на лавке сложил, у стены.

И разделась Феврония тоже, и вот

Князь увидел и груди её, и живот...

Так красива она была,

И фигуриста вся, и к тому же и вот

Вся была розова, бела...

И сказала Феврония князю Петру:

– Я мочалкой намылю тебя и потру.

И к нему подошла, сама ж,

Стала спину тереть Петру,

Стала делать ему массаж.

И горячей водой окатила его,

И верёвкой любви окрутила его,

Начала собой опьянять,

И холодной водой окатила его,

А потом и горячей опять.

Смыла с князя она и коросту, и грязь,

Князя способом верным спасти загорясь.

Чёрт за печкой хихикал: хи-хи...

Смыла с князя она и коросту, и грязь,

И земные его грехи.

И стояла Феврония перед Петром,

Не прикрыта ничем, с неприкрытым бедром,

Без купальника, обнажена.

Так стояла она перед князем Петром,

Словно князю она жена.

И закваску целебну взяла из дежи

И Петра попросила: "Дежу подержи,

Я оттуда закваски возьму".

И закваской целебной из этой дежи

Все помазала язвы ему.

...От проказы она излечила Петра,

Тра-ра-ра, па-па-па, тра-ра-ра!..

Каравай испекла ржаной.

От проказы она излечила Петра

Да и стала Петру женой...

Геннадий Иванов ПРИЧАСТЬЕ

***

Стоят у деревни три стога.

Как три рассуждающих бога…

И есть им подумать о чём –

Ведь жизни всё меньше кругом.

Всё меньше заботливых рук,

И глуше пространство вокруг.

И мы на крыльце рассуждаем,

И выхода тоже не знаем.

Глядим на вечернюю тень –

Темнеет, кончается день.

Темнеют холмы и луга.

Сливаются с небом стога.

***

До последнего дня, до последнего мига

Пусть во мне сочиняется новая книга.

Будет исповедь, даст Бог, и будет причастье,

И строка промелькнёт – как последнее счастье.

ДОРОЖНЫЕ ЖАЛОБЫ

Когда огни столицы позади,

По сторонам густая тьма ночная,

Так хочется вернуться с полпути,

Сидеть в Москве, о суете болтая.

Но поезд мчит по просекам зимы,

И от мороза стынет занавеска,

И, как могилы, снежные холмы

Порой блестят и холодно и резко.

И лес такой, как в саване мертвец,

И всё такое дикое, глухое,

Что хочется забраться наконец

В свою постель и нервы успокоить.

Но я к окну холодному приник,

И оттого мне хочется заплакать,

Что я почти от родины отвык

И ничего не вижу, кроме мрака.

ИЗ ДАВНЕГО НЕОПУБЛИКОВАННОГО

***

Неужели все у нас масоны

Наверху – и никого там нет,

Кто бы вдруг нажал на все клаксоны

Да на всё пролил бы яркий свет!

И народ бы зашумел не робко,

А на всю Россию – до Курил…

И летел бы президент, как пробка,

Понимая, что он натворил.

Нет, конечно, там не все масоны,

И не раз нам проливали свет,

Нажимали громко на клаксоны –

Только отзвука в народе нет.

Президент самодовольно вспучен,

Все шустрят, и процветает вор…

Видимо, народ наш так измучен,

Что пока не в силах дать отпор.

1994

***

На карте неба – тучи, тучи, тучи.

Как бы в движенье страны все пришли.

Россия где? Россия там, где лучик,

Как Божья милость, сходит до земли.

Россия вновь окружена валами

Недобрых сил, они её теснят…

Но вот сверкнуло между ними пламя,

И безоглядно молнии летят.

Как будто бой объял и близь и дали.

И гром гремит, и ангелы с трубой.

Вы говорите, что Россию взяли

Враги без боя… Неизбежен бой!

1997

***

Хочу я в Рим, хочу в Париж…

Но снова – остаётся лишь

Деревня, милая деревня,

Куда и снова, и опять…

Где осмотрел я все деревья,

Где всякую земную пядь

Я исходил – холмы, низины,

Где изучил реку до дна.

Где тёти Паши, тёти Зины…

Моя родная сторона.

А в стороне родной уныло.

А в стороне родной темно.

Там людям выживать постыло…

Там будто кончилось кино

На веки вечные – не будет

Теперь иллюзий никогда.

Тоска там клонит в сон и будит.

Там жизнь разрушена – беда.

Беда, беда – озноб по коже…

Но там ещё родной простор!

Там догорающий, но всё же

Мне душу греющий костёр.

1996

О НИКОЛАЕ ТРЯПКИНЕ

Что-то мелко да илисто тут,

Молодёжь где недавно купалась…

Тряпкин вычерпал весь этот пруд,

И воды в нём почти не осталось.

Он как будто на свете один –

Всё он пишет и пишет, и пишет,

До седин и уж после седин,

И завистливых вздохов не слышит.

Всё он вычерпал, всё захватил,

Остальные горюют на кочках.

…Боже, дай и ещё ему сил –

И Тебе хорошо в его строчках!

1990

***

На белом свете рядом с морем Белым

На Беломорской улице давно

Стоял наш дом на берегу скалистом,

И я смотрел на море. Как в кино

Смотрел – уходят корабли, приходят,

Встают под кран, горят прожектора…

Смотрел и думал о своём о чём-то.

Порой смотрел до самого утра.

И что я высмотрел?

А высмотрел я море.

Оно во мне теперь живёт повсюду.

Во мне живут из детства поле с морем…

Мне кажется, что это хорошо.

И потому я думаю, что детство

Моё, при всех, при всех переживаньях,