Газета День Литературы # 164 (2010 4)

Из поколения, пришедшего с войны "не с пустою душой", смог выжить лишь одиноко просидевший жизнь на Петроградской стороне, так и не ставший к 300-летию почётным гражданином города, Вадим Шефнер, которого мы похоронили 8 января 2002 года. Дудин, Хаустов, Лихарев, Саянов, Берггольц не смогли в себе преодолеть гранитной провинциальности невских берегов.

Глеб Горбовский – исключение, лишь подтверждающее правило; он – тот поэт, который до сих пор, несмотря на "всемирный запой", известен всей стране. Но это на него работает имя, а не стихи последних лет! Из поколения, входящего с ним в поэзию Петербурга, никто практически не уцелел и не состоялся. Геннадий Угренинов – замолчен, Александра Рытова нет с нами более четверти века, третья кассета Лениздата, которая могла бы состояться практически вся, держится стоически, но уж больно часто, по словам Вл. Меньшикова, её участников снимали с дистанции, несправедливо дисквалифицировали, со всей очевидностью не замечали и игнорировали... Что стоят эти поздние, брошенные Андрею Романову с Валентином Голубевым, как подачки, премии? "О человеке надо говорить, пока он слышит", – слова справедливые, но то, что мы наслушались в свой адрес за два последних года, превышает весь объем грязи, вылитый на нас за всю предыдущую жизнь.

Прибывшие в Питер из провинции одарённые личности расталкивают локтями всех и вся, стремясь подобраться к пирогу известности, забывая о том, что их самих ждёт печальная участь несостоятельности, не обошедшая в городе на Неве практически никого.

Ни Сергею Есенину, ни Борису Корнилову, ни Николаю Рубцову при всем их всепобеждающем таланте не удалось покорить северную столицу, даже имея всесоюзную известность.

***

У каждого из великих поэтов есть свой чёрный человек... Это – не второе "я", это, скорее, тот, противостоящий крупной литературной личности, социум, без которого уничтожение этой самой личности становится проблематичным. Почему так пессимистичны мы в своих прогнозах, почему только гибель неординарного индивидуума представляется закономерным итогом любой литературной деятельности?

Омар Хайям понял это восемьсот лет назад... Неважно, кто вытащит наши фигурки из инкрустированного небытия, поставит на шахматную доску жизни и, вдоволь наигравшись, снова запрёт их в "заветный сундучок". Речь, конечно, не идёт о Всевышнем. Речь идет о "сильных мира сего", от которых зависит наш личный – творческий и жизненный – прогноз. Но подчас эти самые "сильные мира сего" отнюдь не одарены свыше теми же талантами, "которым надо помогать, потому что бездарности пробьются сами". Одно дело, царица, отправившая понравившегося ей "пастушка" Серёжу в санитарный поезд, и совсем другое – литературный поводырь, руководитель районного ЛИТО, зависящий и побаивающийся своей зубастой паствы. "Ну, как, – спрашивает Наталья Грудинина одного из своих подопечных, – как вам понравились предложенные Николаем Рубцовым строки?" И тот, начитанный, одарённый, выпускник "корабелки", снисходительно говорит, что его настораживает в стихах Рубцова "упражненчество". Речь шла о стихотворении "Старый конь". Надо же, белиберда Вознесенского "плафоны, пилоны, как сахар, пилены, сверкнут оперённо дома из перлона" признаётся шедевральным откровением, а "волки есть на волоке и волок тот полог, едва он сани к Вологде по волоку волок" – всего лишь игрою слов.

***

Упрямый Рубцов пытается противостоять своим оппонентам, пытается доказать им, что он тоже не лыком шит, что и ему, в принципе, подвластна стихотворная стихия. И он абсолютно прав: музыкального слуха ему не занимать, стихи его – профессиональны, ирония оправдана, а "равнобедренная дочка" вызывает у зрителей абсолютно заслуженный смех и овации.

Но в Питере витийствует Бродский, которого тащит за уши та же Грудинина. Он – уже "поэт"! С большой, так сказать, буквы. Нобелевское лауреатство просчитано, высылка запрограммирована, он никогда и нигде не работал, в отличье от Рубцова, надрывающегося в качестве шлихтовщика на Кировском заводе. И мы представляем себе, как занудно читает Бродский в литобъединении свое длиннющее, выстроенное в форме восточных бейтов – стихотворение:

Ты поскачешь во мраке по бескрайним холодным холмам

Вдоль березовых рощ, отбежавших во тьме к треугольным домам,

Вдоль оврагов пустых, по замерзшей траве, по песчаному дну,

Освещённый луной, и её замечая одну.

Давайте на мгновение забудем, что это стихи будущего нобелевского лауреата и обратим взор на инструментовку и оснащение первых четырёх строк. "Ты поскачешь..." – обычная распространённая ошибка стихотворцев, забывающих о великой двузначности "могучего русского языка"; здесь может идти речь 1) и о некоем друге (подруге), который(ая) скоро поскачет по холмам; 2) и о себе любимом, "поэтично" подразумевая "ты" в значении "я".