Газета День Литературы # 178 (2011 6)

– Понятно всё, любезный. Сделаем так. Сам я, как понимаете, не могу этого сделать. Скажу старшей сестре. Она подберёт вам тихий уголок, и целуйте ручки хоть всю ночь. – Гуцириев чинно поклонился, освободил руку и вернулся на место. Борис как ни в чём не бывало продолжал важно прогуливаться по кругу.

Объявили первый танец – белый. Маринка, конечно, к Нилычу подошла первой, протянула руку. Кроме них, танцевали ещё три пары. Но те не в счёт. И хоть Маринка специально не готовилась, с Нилычем выглядела вполне прилично. На ней было голубое платье и чёрные сапоги. С причёской у неё всегда был порядок. Волосы вились от рождения. И копна красивых вьющихся волос венчала эту милую взбалмошную голову.

После третьего танца к Борису незаметно подошла старшая медсестра и тихо сказала, что как только танцы закончатся – пусть они идут в седьмой кабинет. Там всё готово. Можно остаться на ночь. Борис принял это как должное, слегка наклонился и отошёл в сторону.

Танцевали под радиолу и пластинки. Так что заказывали всё, что хотели. Борис пару раз попросил поставить танго. Ох, и любил он этот танец, ещё со времен кабацкого Питера. Один раз станцевал с Маринкой, другой – с симпатичной медсестрой из своего отделения.

– Борис Нилович, вы сегодня такой нарядный и неотразимый...

– Ну что вы, Клавочка. Вот раньше...

– Нет, правда, если бы я была не замужем, обязательно вскружила бы вам голову.

– Вы шутите, Клавдия, над грустной старостью!

Танец закончился, и девушка отошла в сторону. Вообще-то по большому счету эти танцы называть танцами можно только с большой натяжкой. В основном здесь – больные люди. Они с трудом понимали вообще, о чём речь. А если и приходили, то посмотреть, что происходит.

В девять часов народ начал расходиться. Радиолу выключили, пластинки убрали в шкаф. Борис подхватил Маринку под руку и не спеша повел её по коридору, как бы прогуливаясь. Девушка не сопротивлялась. Она предвкушала, как сейчас получит свою шоколадку и вечером, перед сном, её съест. Не получилось, увы! У седьмого кабинета Нилыч нажал на ручку двери и потянул Маринку за собой. Шутки ради – пошла. Когда спохватилась, было поздно. Борис закрыл дверь на ключ. А ключ положил в карман брюк.

Это была обычная двухместная палата. Кровати были заправлены чистым бельём. Шторы задёрнуты.

– Дядя Боря, что происходит? Ты куда меня привёл? Мы так не договаривались!

– Мадам, вы должны мне поцелуй!

Борис подошёл вплотную и обхватил Маришку двумя руками.

– Минуточку, – уже тише заговорила девушка. – А где шоколадка?

Борис ловко достал из бокового кармана пиджака толстую плитку и вручил шалунье.

– Это другое дело. – Маринка теперь сама положила руки на плечи Бориса. Только сейчас она почувствовала, что от него пахнет приятным одеколоном. Это её немного позабавило. – Ну что, Нилыч, давай целуй!

– Нет, Мариночка, так не делается. Сначала надо хотя бы присесть, приласкать.

– Ах вот ты куда намылился! А это уже совсем другой разговор, дядя Боря. За такие вещи в Питере сейчас сто зелёных дают.

– Девочка! – Нилыч выкинул вверх руки. – За какие такие вещи? И что такое "зелёные" – я не знаю.

– Ты, Нилыч, не ломай комедию. – Маринка говорила твёрдо и уверенно. – Ты всё знаешь. Вон как вырядился, словно петух заморский. И что, скажешь, у тебя нет ста долларов?

– Нет, девочка моя, нет и никогда не было. Да и вообще, у меня есть только любовь к тебе. И сегодня я хотел сделать предложение.

– Ты чё, дядя Боря, совсем с катушек съехал? Тебе сколько лет? Ещё помнишь?

– Шестьдесят девять, – гордо проговорил Нилыч.

– А мне тридцать пять. Разницу ощущаешь? Дедушка!

– Прекратите, барышня, меня так обзывать!

– Короче, Нилыч, если хочешь того, что задумал, плати бабки.

– У меня их нет, – жалобно проскулил Борис.

– Врёшь, выворачивай карманы!

– Ой, вспомнил, есть, но мало.

– Сколько? – не унималась Маринка.

– Пятьсот рублёв.

– Врёшь, выворачивай карманы!

– Тыща!

– Это другое дело. Давай!

– А если не получится? – опять жалобно заскулил Нилыч.

– У меня, дядя Боря, осечек не бывает. Всё получится! Давай бабки! Борис Нилович достал из заднего кармана брюк большой кожаный бумажник. Деньги отсчитывать не пришлось. Там лежала одна совсем тоненькая и жалкая однотысячная бумажка. Маринка машинально выхватила её и сразу куда-то сунула.

– Ну, теперь другой разговор. Теперь, пожалуй, присядем, дядя Боря, на кровать. Дверь-то хорошо закрыл?

– Лучше не бывает, – хрипло пролепетал Нилыч и осторожно, как бы чего-то опасаясь, присел.

– Ну что, дядя Боря, начнём или поговорим для порядка? – Девушка хитро поглядела на Бориса. Прозрачные шторы слегка прикрывали окно. В комнате от уличных фонарей было светло как днем.

– А что говорить, любезная? Замуж ты за меня не идёшь. Целоваться тебе вроде как тоже со мной не в кайф. Так что валяй, что задумала. Издевайся над ветераном труда.

– Ветераном чего? – тихо переспросила девушка.