Газета День Литературы # 55 (2001 4)

"Уже подходят последние времена, предсказанные Сивиллой из Кума, великий ряд истощенных столетий возникает снова; уже возвращается Дева и с нею царство Сатурна; уже с высоты небес спускается новая раса.

— Возьми, о, целомудренная Люцина, под свой покров это Дитя, рождение которого должно изгнать железный век и вернуть для всего мира век золотой; уже царствует твой брат Аполлон. — Смотри, как колеблется на своей оси потрясенный весь мир; смотри, как земля и море во всей их необъятности, и небо со своим глубоким сводом, и вся природа дрожит в надежде на грядущий век".

Следует ли рассматривать явление пророков как нечто, присущее лишь древним векам? Оговариваясь, что профессионалы карт и кофейной гущи вроде пресловутой мадам Тэб из этой категории исключаются, мы тем не менее должны признать существование пророков и нашей эры. Кажущееся их отсутствие обманчиво; оно объясняется двумя причинами: 1) отсутствием сборника, подобного Библии, где такие пророчества собраны; 2) более тонкими формами прорицаний, выраженных в произведениях великих мастеров кисти и слова последнего времени.

Гнет, который теперь испытывают русские люди, вызывает в обществе повышенный интерес к религиозно-нравственной мысли, поэтому нелишним будет привести несколько пророчеств, в которых ищущие, несмотря на некоторую «прикровенность», могли бы найти указания на переживаемую ныне эпоху.

Пыльные фолианты полуистлевшей книги в заграничном хранилище преподносят нам предсказание Иоанна Лихтенберга (1528 г.), то же самое, что некогда заинтересовало Достоевского и о котором он размышляет в "Дневнике писателя".

В книге Лихтенберга после предсказаний о французской революции (1789 г.) и о Наполеоне Первом, который именуется великим орлом, говорится далее о европейских событиях так:

"После сего придет другой орел, который огонь возбудит в лоне невесты Христовой и будут трое побочных и один законный, который других пожрет. Восстанет орел великий на Востоке, островитяне западные восплачут. Три царства захватит. Сей есть орел великий, который спит годы многие, пораженный восстанет и трепетать заставит водяных жителей западных в Земле Девы и другие вершины прегордые, и полетит к югу, чтоб возвратить потерянное. И любовью милосердия воспламенит Бог орла восточного, да летит на трудное, крылами двумя сверкая на вершинах христианства".

Строки Достоевского в "Дневнике писателя", посвященные этому предсказанию, свидетельствуют о большой его заинтересованности. Он расшифровывает Землю Девы и приводит к тому остроумное подтверждение. В восточном орле он опознает Россию, а в невесте Христовой — Церковь. Тем не менее все дальнейшие рассуждения Достоевского носят очень нерешительный характер: Достоевскому, несомненно, хочется приурочить предсказание к переживаемому тогда Россией моменту, но в то же время что-то мешает — подходит, да не совсем. Внутреннее чувство лишает Достоевского уверенности, и он заканчивает статью в чрезвычайно осторожных тонах, с различными оговорками. Орел «пораженный» так и остается для него вопросом, ибо оправдывающих подобный эпизод поражений Россия того времени не знала, между тем как у нас нет ни малейших колебаний в вопросе, с какого времени следует считать Россию пораженной в самое сердце…

Если русский мессианизм, сам по своей природе мистический, нуждается в подкреплении пророчеством со стороны представителя другой нации, — лучше, как предсказание Лихтенберга, не найти.

Было бы удивительно, если бы не пророчествовала сама та Русь, которая, по словам Гумилева — "грезит Богом, красным пламенем и видит ангелов сквозь дым".

Были они и на Руси, пророки: архивы монастырские хранят немало записей предсказаний российских святителей и иноков; кое-где они мелькают и в житиях, но по необъяснимой гордыне так называемого просвещенного класса им не придавали значения, дабы не прослыть отсталыми. Гораздо ведь интереснее драпироваться в тогу холодного скепсиса… Часть же пророчеств, ни в какую книгу не вписанных, так и была развеяна по глухим проселкам, пустырям и придорожным привалам, где в лапти обутый богомолец нехитрым языком передавал спутникам слышанное в глухом скиту пророчество седобородого отшельника…

Глухо перед Великой войной шли в народе толки о грядущем Антихристе и бедствиях, что толкнуло Георгия Иванова писать:

"Из Сибири доходят вести,

Что Второе Пришествие близко".

Собирая материал о пророчествах русских, мне пришлось натолкнуться на не изжитую еще конфузливость лиц, обладающих нужными мне сведениями. Ограничиваясь указанием, что ниже помещенный фрагмент чрезвычайно любопытного пророчества принадлежит высокоинтеллигентному и известному лицу, я все же принужден не называть его имени, так как мне было поставлено такое условие. Привожу сообщение дословно: