Газета День Литературы # 56 (2001 5)

Юрий Сохряков «ЭТОТ РУССКИЙ КОМИЗМ...»

"Трудно найти русского человека, в котором бы не соединилось вместе с уменьем пред чем-нибудь истинно возблагоговеть — свойство над чем-нибудь истинно посмеяться. Все наши поэты заключали в себе это свойство… Естественно, что у нас должны были развиться писатели собственно сатирические".

"Нужно со смехом быть осторожным, — тем более, что он заразителен, и стоит только тому, кто поостроумней, посмеяться над одной стороной дела, как уже вслед за ним тот, кто потупее и поглупее, будет смеяться над всеми сторонами дела".

Н. В. ГОГОЛЬ

Многие зарубежные писатели и критики уже давно обратили внимание на ярко выраженное в русской классической литературе не только трагически-сострадательное (милость к падшим), но и комическое начало. Так, в статье "Русская точка зрения" Вирджиния Вулф отмечала способность Чехова "с безупречным чувством юмора" размышлять о серьезнейших проблемах человеческого бытия.

Аналогичного мнения придерживался и У. Сароян, которого не только рассказы Чехова, но и вся русская литература в целом привлекала ярко выраженной комедийностью: "Есть нескончаемая шутка во всех великих произведениях русских писателей. Удивительнейшим образом она обнаруживается потом в их менее значительных произведениях. Понимание шутки как чего-то важнейшего, главного в человеческой жизни и составляет, может быть, одну из причин непреходящего обаяния русской литературы, даже тогда, когда читаешь ее в переводах, а мне так и приходилось ее читать".

Стал употребляться даже термин "русский юмор", когда речь начинала заходить о Чехове. Считая одной из главных особенностей писательской манеры Чехова сохранять чувство смешного "даже в самых серьезных, горьких ситуациях" и высоко отзываясь о чеховском рассказе "Мальчики", Томас Манн утверждал, что рассказ этот "при всей своей непритязательности являет собой удачнейший пример русского юмора, идущего от полноты жизни".

У Достоевского стихия комического была действенным средством дискредитации "подпольных" идей и концепций неограниченного безбожного своеволия. Будучи великим трагиком, запечатлевшим "память о муках людских" (М. Горький), Достоевский вместе с тем был и мастером комического. В одном из своих писем он не случайно обронил примечательную фразу: "…Между тем жизнь полна комизма".

Необузданную стихию комического в романах Достоевского подметил еще Т. Манн: "Даже эпилептический — апокалиптический мир призраков Достоевского пронизан безудержной комедийностью, да он, кстати сказать, писал и явно комедийные романы, к примеру "Дядюшкин сон" или исполненное шекспировского и мольеровского духа "Село Степанчиково".

По мнению В. Набокова, Достоевский обладал "замечательным чувством смешного, вернее, трагикомического, его можно назвать исключительно талантливым юмористом…"

Однако пародийно-комические интонации пронизывают страницы и многих других произведений писателя. В "Записках из подполья" рассказчик, например, замечает: "Одним словом, человек устроен комически: во всем этом, очевидно, заключается каламбур". Комическая стихия "Записок из подполья" проявляется в целом ряде эпизодов, в том числе в описании конфликта героя (вернее, антигероя) с неким офицером, в котором явно угадываются черты поручика Пирогова. Если несчастья гоголевского Акакия Акакиевича начались с утраты шинели, то страдания "подпольного парадоксалиста" порождены отнюдь не материальными причинами. Случайно встретившийся, незнакомый офицер берет героя за плечи, когда тот мешает ему пройти, и молча переставляет его с одного места на другое. Это потрясает "подпольного парадоксалиста", который мог даже побои простить, но не мог простить того, что офицер обращался с ним как с неодушевленным предметом. С этого момента герой начинает вынашивать различные варианты мести обидчику. Он даже пишет на офицера "абличительную" сатиру и посылает ее в "Отечественные записки". "Но тогда еще не было абличений, — простодушно замечает он, — и мою повесть не напечатали". Постепенно жажда мести завладевает всем его существом, и он, как о недосягаемом счастье, мечтает, чтобы офицер, хотя бы однажды, уступил ему дорогу на Невском проспекте.