Газета День Литературы # 58 (2001 7)

А что же ты так яростно, Володя, набросился на Сашу Боброва? Ну назвал он мою книгу "Поэзия. Судьба. Россия" литературным "подвигом". Слава Богу, Бобров не сравнил в отличие от тебя мою скромную судьбу с судьбой Кампанеллы или Николая Островского; может быть, он в избытке дружеских чувств чуть-чуть переборщил в эпитетах, но зачем же тебе так неистовствовать? В конце мая в газете "Российский литератор" вышла большая статья Михаила Чванова о моем двухтомнике, и называется она "Три подвига Станислава Куняева". Не "один", как у Боброва, а целых "три". Ну что ты теперь будешь делать — проклинать Мишу Чванова, хорошего писателя, русского патриота из города Уфы? Отравлять свою душу завистью? Или, наконец, порадуешься если не "подвигу", то хотя бы успеху собрата по литературе. А не дай Бог, о моих воспоминаниях еще несколько статьей появятся и на каждую из них тебе придется отзываться во гневе? Да побереги здоровье! Мне жалко, Володя, твой незаурядный дар полемиста и темперамент гражданина. Ты пишешь, что в "Нашем Современнике" было аж шестнадцать отзывов (в подборке из 50 читательских писем) на мою книгу ("хор из шестнадцати голосов, поющих автору аллилуйю")… А может быть, сердце твое свербит от ревности, что появляются книги в наше "не читающее время", которые все-таки находят своего читателя"? Эти отзывы, Володя, интересны в первую очередь не тем, что они о книге главного редактора, а тем, что в них проявляется облик, характер, сознание современного читателя. Каков он? Письма отвечают: выжил. Не сдался. Не превратился в рыночную пыль. Сопротивляется. Понимает. Живет надеждой на победу. Вот что интересовало журнал в первую очередь, когда мы печатали эти письма, а не "аллилуйщина". Умного читателя, Володя, надо уважать, ценить и поощрять. Особенно в наше время. Кстати, опубликованных писем о моей книге могло быть много больше, чем шестнадцать (как все точно ты подсчитал — "пятнадцать номеров", "одиннадцать полос", "шестнадцать откликов" — чистый бухгалтер!), поскольку журнал получил более 300 положительных откликов на "Воспоминания и размышления". Однако, жалея твою ранимую психику, мы напечатали лишь малую толику из этого моря писем. Надо все-таки в условиях информационной блокады журналу доказывать, что, несмотря ни на что, нас читают и любят.

И в заключение, Володя, немного истории. Я прекрасно помню, когда появилась твоя темная ревность ко мне и к "Нашему современнику". Ты сам пишешь об этом в вышеупомянутом "Патриоте" так:

"В июне 1989 года я предложил "Нашему современнику" резко критическую статью об академике Сахарове… За ее публикацию решительно высказались Сергей Викулов, Вадим Кожинов, Ирина Стрелкова и вы. (В.Бушин обращается к В.Распутину. — Ст. К.) Но у Станислава Куняева, только что ставшего главным редактором, были совсем другие планы. Заняв кресло коммуниста-фронтовика Сергея Викулова, он первым делом пригласил в редколлегию маститого антисоветчика Игоря Шафаревича и запланировал на весь будущий год печатание "Красного колеса" господина Солженицына. Конечно, моя статья оказалась ему поперек горла"…

Здесь что ни фраза — то полуправда, а то и неправда. Начиная с фразы "заняв место коммуниста-фронтовика" ты прямо намекаешь, что "антикоммунист" узурпировал власть и сместил прежнего коммуниста. Зачем же так, Володя? Викулов сам предложил мне взять журнал, причем долго уговаривал меня. И "пригласил" я в редколлегию не одного Шафаревича, а вместе с ним В.Кожинова, Ю.Кузнецова, а чуть позднее А.Проханова, а также истинного коммуниста Ивана Васильева и В.Бондаренко. Через несколько месяцев после того, как в редколлегию вошел "антикоммунист Шафаревич", из нее вышел несогласный с линией журнала "антикоммунист" Виктор Астафьев. Так что на деле, Владимир Сергеевич, все было гораздо сложнее, нежели в твоем воображении. И печатали мы не все "Красное колесо", как пишешь ты, а лишь одну часть "Октябрь шестнадцатого", и выбрали мы этот сюжет лишь потому, что в центре повествования там изображен мерзкий и влиятельный еврейский авантюрист Парвус (Березовский той эпохи), который пытался подчинить своей воле Ленина в Цюрихе, и от интриг и пут которого Ленин судорожно желал освободиться. Именно этот сюжет тогда привлек наше внимание, и мы выбрали его. Думаю, что не напрасно.