Газета День Литературы # 68 (2002 4)

Заканчивается перечисление просьб и бодрый рассказ о ломящихся от изобилия прилавках литовских магазинов. Я впиваюсь глазами в строчки письма, наслаждаясь каждым словом, выведенным уверенным стремительным почерком. И совсем неожиданно, заканчивая чтение, натыкаюсь на неразборчивые каракули, будто Серега решил испытать возможности своей левой руки. "Аленка, я дописываю ночью, в постели. Если заметят, мне будет очень плохо, так что на почерк не обижайся. Честно говоря, здесь очень трудно, порой кажется — невыносимо, но ничего, я держусь и буду держаться, а потом станет легче. Ну все, заканчиваю. Смотри, чтобы никто, кроме тебя, не читал, а маме скажи, что я написал то же, что и всем. До свидания. Крепко целую! Твой брат Сергей". На несколько секунд мной овладевает ощущение нереальности — не чувствую себя, такой пронзительной становится боль, рвущая мир на куски. Что же там происходит, если даже мой брат, сильный и стойкий, не смог скрыть всей правды?

Я могу помочь лишь письмами. Пишу их почти каждый день: в школе, дома, в автобусе. Так проходит месяц, и, наконец, Серега сообщает радостную весть: по армейской сословной лестнице он поднялся на целую ступень — из "курка" превратился в "духа". Замена одного непонятного прозвища на другое мне мало о чем говорит, но по восторженному Серегиному письму я понимаю, что это здорово.

А настоящее событие с большой буквы происходит чуть позже. Два вечера родители о чем-то шепчутся, загадочно улыбаясь и таинственно переглядываясь друг с другом, а на следующее утро мама ошарашивает меня известием: "Завтра едем к Сереге".

Это кажется таким невероятным, что в реальность происходящего я с трудом верю даже тогда, когда таксист, содравший с нас червонец за двести метров, что мы проехали в поисках воинской части, подвозит нас к красному кирпичному зданию и когда дежурный на КПП унылым голосом просит подождать в Ленинской комнате минут двадцать. Я смотрю в узенькое окно с мутными от дождя стеклами и вижу лишь сиротливые кучки желтых листьев, тут и там разбросанных на огромном плацу. Проходит двадцать минут, еще двадцать и еще. Я успеваю изучить все стенды на стенах и нецензурные надписи на таких же, как в школе, партах, покрашенных в голубой цвет. "Серега!" — в один голос восклицают родители. Я подбегаю к окну и почему-то не сразу узнаю в бегущем к двери солдатике в не по размеру большом бушлате, залатанных ватных штанах и неимоверно крохотной пилотке своего брата. Он подбегает все ближе и ближе, я ловлю его взгляд и догадываюсь, что Серега так же, как и я, все еще до конца не верит, что сейчас, наконец, мы встретимся. Распахивается дверь, и я, как в былые времена, висну на шее брата, но вместо слов из груди вырывается странный пищащий звук, не похожий ни на смех, ни на плач.

Наша семья снова в полном составе. Мы вчетвером сидим на школьной парте, молчим. И нет ничего лучше этих первых минут встречи, когда взгляды красноречивее всяких слов, а мысли, чувства и желания каждого слиты воедино.

А потом мы, смеющиеся и немного обалдевшие от счастья, бродим по улицам Каунаса, почти не замечая ни красочных вывесок на стенах домов, ни спешащих нам навстречу людей. Мы жуем безвкусное литовское эскимо с желтой глазурью вместо шоколада и радуемся. Мама ни на минуту не выпускает из своей ладони Серегиной руки. Они все время идут рядом, сразу помолодевшая счастливая мама и раздавшийся в плечах взрослый сын, совсем мужчина. Теперь уже мы говорим взахлеб, а я, то и дело отрываясь от разговора, забегаю вперед, чтобы полюбоваться Серегой издалека: моему брату очень идет парадная десантная форма, в которую он переоделся перед увольнением.

Три дня пролетают мгновенно. И вот уже скорый поезд, глухо постукивая колесами, мчит нас обратно в Москву. Я лежу на нижней полке и плачу всю ночь, не заснув даже под утро. Все вдруг теряет смысл; школа, музыка, друзья, любимые книги. Так плохо мне не было даже после проводов Сереги. Кажется, что полтора года до его возвращения я не смогу радоваться жизни. Но проходит неделя, другая, и все возвращается в привычную колею школьных шпаргалок, нотных станов и субботних дискотек.

"Я не мог поступить иначе. Мам

а, ты учила меня быть честным и не прятаться за спины других. Я не мог допустить, чтобы вместо меня туда отправили моих друзей". Девяносто первый год. В Азербайджане идет настоящая война. И снова в кровавую бойню, начатую неизвестно зачем, брошены русские солдаты. Но самое страшное, что среди них — мой Серега, мой единственный, мой самый старший брат.