Газета День Литературы # 68 (2002 4)

Капитолина КОКШЕНЕВА. Знаете, и газета, и Владимир Григорьевич Бондаренко для меня входят в сегодня в понятие "наш русский мир". Бондаренко стремится делать газету современной, я бы сказала, что он обладает чутьем охотника, всегда чувствует те перемены, которые происходят и в патриотическом, и в либеральном лагере. И в этом смысле его газета иллюстрирует наши собственные изменения. То у него был упор на некую левизну, а теперь мы видим, что Владимир Бондаренко говорит больше о консерватизме, ну, наверное, это все правильно, потому что то, что входит в понятие "русский мир", сегодня достаточно разнообразно. Мне кажется, что желающих любить Россию, желающих быть патриотами, желающих быть консерваторами становится все больше и больше. Мы это видим. Видим, что и "Новый мир" дает рекламу консерватизма, видим изменения в "Литературной газете", видим, в конце концов, изменения в области политики. Мне всегда хочется задать вопрос: а собственно говоря, как мы любим Россию? Это вопрос первый. А во-вторых, какую Россию мы любим? И тут выясняется, что мы любим разную Россию, и любим ее все-таки по-разному. Ну, допустим, так, как любят неоязычники современную Россию, я бы отказала им и в праве называться русскими, и в праве на любовь к России. Владимир Григорьевич правильно говорил, что нет сегодня ни одного человека в критике, который знал бы весь объем, весь масштаб современной русской литературы. Это, наверное, и хорошо и плохо. Почему сегодня не пришли сюда объявленные либералы? Именно потому, что они не знают, о чем с нами говорить. Мне кажется, объединяться можно, но очень важно провести границы этого объединения. Может быть, Владимир Григорьевич рискнет и проведет дискуссию: до каких пор и до каких границ может происходить объединение? Где эти границы? Мне кажется, что таланты русские должны понять друг друга, должны найти друг друга без наших дополнительных политических, идеологических и эстетических акций. Мне кажется, что либералам сегодня выгоднее с нами объединяться, потому что им надоело жить в своей среде, которую они исчерпали. Мне кажется, что они сами устали от самокопания, от оплевывания русской истории и самих себя… И мне кажется, что если сегодня мы действительно видим что-то общее в той или иной литературной среде, это отнюдь не высокое и не духовное, нас объединяет сегодня худшее… Владимир Григорьевич иногда, на мой взгляд литературного критика, печатает вещи, которые могли бы быть напечатаны в самых отвязных либеральных изданиях. Вот в последнем номере "Дня литературы" напечатано стихотворение Юрия Кузнецова, которое начинается откровенно богохульно. Стоит ли нам объединяться на такой теме? Мне кажется, что как раз Бондаренко со своим пафосом объединителя может сегодня использовать стремление к диалогу, к дискуссии. Мне кажется, что было бы чрезвычайно интересно, например, поставить вопрос на тему "Этика и современность", потому что модернизм пришел к абсолютной антиэтичности. Мне кажется, было бы чрезвычайно интересно провести с ними дискуссию о свободе. Каковы пределы свободы слова? У них свобода говорить матом, а я хочу, чтобы у меня была свобода не слышать этого. Я хочу иметь право не знать чего-то. Я хочу обсудить с ними эту проблему. И сразу станет ясно, где та самая граница, до которой степени мы можем объединиться, на какой нейтральной территории? В "Независимой газете" мы читали, что наша эстетика убогая, что они такие прогрессивные, они очень много пишут о наслаждениях, чувствах, инстинктах, а мы такие все моралисты, мы опустим глазки и не можем об этом говорить. А мы тоже можем обо всем говорить, но говорим очень по-разному. И я думаю, если взять наугад "Русскую красавицу" Виктора Ерофеева и раскрыть наугад на любой странице, то от ее эротики становится скучно. А если взять "Миледи Ротман" Владимира Личутина, хотя я не со всем в этом романе согласна, то, я думаю, подобная чувственность недоступна нашим либералам, такой эротики им никогда не прописать, потому что это любовь, терпкая любовь, которая вообще им недоступна. И последнее, что я хочу сказать. Если нашу русскую литературу действительно поместить в иную среду, в иной моральный контекст и наши разговоры поместить в другой контекст, мы не выживем. Сколько бы мы ни говорили о всемирности, всечеловечности русской литературы, это итог, а не начало — начало все-таки в национальном инстинкте, в национальной литературе. Человечество складывается не из всечеловеков, а из народов, из национальных литератур. Если действительно русская литература такая великая, она сама по себе станет всемирной. А нам предлагают мзду за национальное самоотречение. Нам надо идти в глубину и в высоту.