Газета День Литературы # 77 (2003 1)

Создается впечатление, что очень многим в современной России хочется, чтобы она стала похожей именно на Германию 1933 года — в этой связи достаточно вспомнить нашумевшее телешоу министра культуры Михаила Швыдкого с участием Бориса Немцова и Глеба Павловского "Русский фашизм хуже немецкого". Извините, необходимо уточнение: хуже — для кого? Для немцев, для евреев или для русских? Или для всех сразу?

"По глянцевой беллетристике можно прочертить структуру молодой языческой религии, кажется, начинающей овладевать бывшим христианским миром..." (Валерий Шубинский). Господа, да что вы так торопитесь выдать желаемое вами за действительное?!

В образе Лёни Циприса, сына аптекаря и социалиста, в спорах с ним одного из рода Норушкиных, Ильи, звучит весьма аристократическая и православная нота: "Да мне, если хочешь знать, само понятие "гуманизм" как результат отрицания всего сверхчеловеческого и, значит, в первую очередь Бога не только чуждо, но и глубоко противно". Фашизм? Тоталитаризм? Но ведь убийцей и революционным комиссаром в романе становится вовсе не "антигуманист" Норушкин, а "гуманист" Циприс.

Такие вот и еще более интересные "приключения идей и людей" разворачиваются на страницах "Бом-бома". Именно они, а вовсе не постмодернистские атавизмы или исторические вольности крусановской прозы определяют значение этого романа для современной русской литературы, хотя критики, не затрагивая главное, предпочитают говорить именно о них.

"Хороша ерническая фраза о заезжих миссионерах, чей Христос "творит чудеса, легко превращая кока-колу в пепси-колу..." (Василий Владимирский). Фильм Квентина Тарантино "Криминальное чтиво" — эта сентенция оттуда.

"Если в "Укусе ангела" миру грозили хаос и погибель от впущенных в него "псов Гекаты", то в этом романе ход к "колоколу гнева" заливается бетоном. Так как-то спокойнее" (Александр Чанцев). Где уважаемый критик это вычитал? И так далее...

Что же касается заявленных в заголовке данной статьи отношений между феноменами героя, императора и царя, то Крусанов понимает сущность первого и правильно называет некоторые свойства второго. Для писателя это уже немало.

P.S.

В Оргкомитет премии "Национальный бестселлер"

Пользуясь любезно предоставленной Вами возможностью выдвинуть изданное в 2002 году либо известное мне в рукописи художественное произведение на суд Большого жюри премии "Национальный бестселлер", настоящим сообщаю, что моим номинантом является роман Павла Васильевича Крусанова "Бом-бом" (СПб.: "Амфора", 2002).

Владимир ВИННИКОВ

01 января 2003 года

г.Москва

С.Никаноров ПРОЛЕТЕЛ ЛИ АНГЕЛ? (Читая Александра Проханова)

"Ангел пролетел", но это только начало, нужно много ангелов

Никакие научные открытия, этические учения, политические идеи не могут быть осуществлены без совершенных организаций. Это — именно тот узел, в котором сходятся все нити жизни.

Надо отдавать себе отчет в том, что политические перемены являются только следствием возрастающей способности "сделать что-то", т.е. организовать.

Мир изменялся с наступлением века пара, века электричества, века атома. С каждым таким веком возникала новая индустрия. Но с появлением индустрии организаций возникло нечто качественно новое, что уместно назвать индустрией индустрии.

Но что же художественная литература, на что направлено ее незаменимое могущество? Ведь только она способна в одном слове заключить целый мир: Д'Артаньян, Обломов, Рахметов. Ассоль, Аэлита, Ихтиандр. Миры Ефремова, Лема, Толкиена.

Казалось бы, что радикальное изменение способа, каким живет мир, столкновения старых и новых форм, колоссальные масштабы назревающих сдвигов, цена, которую придется за них заплатить, отдельный человек, единица, одновременно гений и жертва должно было бы быть в центре внимания всех жанров литературы, и прозы, и поэзии. Увы, за исключением "Гидроцентрали" Мариэтты Шагинян, "Колеса" и "Аэропорта" Артура Хейли, эссе А.И. Смирнова-Черкезова художественная литература не сфокусировала внимание на этих темах. Она как бы переживает и переживает вчерашнее и позавчерашнее.

Могут сказать, что область организационных форм и их преобразований — это скучно, не драматично, в этой области нет героев. Но одно только распространение и освоение систем сетевого планирования и управления в СССР могло бы быть предметом нескольких блестящих романов и драматургических произведений. А судьба СОФЭ -знаменитой системы оптимального функционирования экономики и ее творцов, или драма академика Виктора Михайловича Глушкова. В конце концов, можно же было в начале прошлого века создать образ "стальных машин, в ком дышит интеграл".

На этом фоне внезапно появился роман, повествующий о драматической борьбе, сопровождавшей попытку использования на строительстве атомной электростанции системы организационного управления, которая была способна, образно говоря, превратить организацию, ведущую строительство, из обезьяны в человека.