Газета День Литературы # 79 (2003 3)

А вы подделайте, ребята, —

я разрешаю... И — валите.

ЗА СТОЛИКОМ

Заглянул, по малому, в пивнушку:

выпить кружку жидкого пивка.

И узрел за столиком... старушку,

что "сушила" кружку в три глотка.

Испросил соседства — разрешила.

После третьей — вспыхнул разговор.

Оказалось, бабушка грешила

по отсидке срока за... топор.

Зарубила мужа-мудозвона:

он ее на стерву променял.

Десять лет ее губила зона,

а теперь за столиком — финал.

...Догадалась, что я ей — не ворог,

не ханыга и не мент в пальто.

Да и лет ей оказалось... сорок,

а не девяносто и не сто.

ОККУПАНТЫ

На что это похоже:

как тучи, как бурьян, —

одни и те же рожи

заволокли экран!

Кто вздыбил муть такую?

Владельцы вилл, "тойот"?

Кто платит, тот банкует,

танцует и поёт.

Народ нахмурил брови:

на кой ему шуты?

Неровен час, неровен —

допляшут до беды.

Народ опять обужен,

обижен, обнесён...

Ему Есенин нужен,

а не старик Кобзон.

СВЯЗКА

На теплоходе в Тихом океане

в подпалубной каюте на двоих...

Он возлежал на замшевом диване,

а я — на койке, утомлён и тих.

Он так храпел нещадно, с завываньем,

стонал во сне, как будто — на костре!

А за бортом — солёных брызг сдуванье

и редкий снег — курильский — в декабре.

Но вот сосед затих, как отключился,

с груди отпала в сторону рука...

А свет в иллюминаторе сочился

скупой зарёй, прошившей облака.

Я сам затих и тяжко в койку вжался.

И так мы плыли — связка двух сердец...

И я шептал: "Очнись... опомнись... сжалься."

Но был, как Бог, — неумолим мертвец.

НОЧНАЯ СОБАКА

Лай ночной бездомной собаки

в снежном парке... И ветра вой,

Кто ее сочинил во мраке?

И зачем оставил живой?

Мне бессонница грызла душу,

мне бессмыслица жгла мозги...

Я не Бога — собаку слушая

и сплетал узор из тоски.

Нужно было выйти из дома,

углубиться в парк... Но мерзка —

пеленала волю истома,

то есть — просто кишка тонка!

А потом моя плоть уснула.

И во сне — больным языком —

мне собака руку лизнула, —

как... ошпарила кипятком!

РАССВЕТ

Рассвет в бесснежном декабре

над грязной шкурой Петербурга...

Тысячелетье — третье на дворе,

и там же чья-то съёжилась фигурка.

Там, над помойкой черного двора,

И копошится с мыселькой — разжиться

пустой бутылкой, опорожненной вчера,

и всем иным, что может нищему сгодиться.

...Рассвет над бездной. Робкая заря.

Россия, погребённая под стужей.

Неужто всё напрасно, тщетно, зря?

И столь — аляповато, неуклюже...

Но я смотрю неистово в окно:

там просочилось в хламе туч — светило!

Смотреть в рассвет всяк сущему дано, —

кто б ни был ты — душа или могила.

ЩЕЛЬ

Под окном свою законную

мужичок мордует впрок!

Просочился в щель оконную

трёхэтажный матерок.

...А чего из яви нынешней

не надует в щель окна?

Русской пески, ласки вымершей,

откровений без вина.

И сидишь, и чешешь темечко.

В щель сочится снеговей...

Да посвистывает времечко,

как разбойник-соловей!

***

"То вознесёт его высоко,

то бросит в бездну — без стыда."

Он когда-то бывал президентом страны,

что-то там изрекал и кумекал...

Навевал "россиянам" кромешные сны,

а, поддав — петушком кукарекал!

Обломал по краям, как кусок пирога,

сокровенную нашу землицу...

А потом, не дождавшись под гузно пинка,

на Канары скользнул — веселиться!

Он долгонько еще мельтешил на "Ти-ви",

хохотал и дымил перегаром...

Он воистину жаждал народной любви,

но любовь обернулась кошмаром.

А потом он ушёл... И однажды в толпе,

где молчат беспредельные дали,

он зачем-то напомнить решил о себе:

возопил!.. Но его — не узнали.

РОЖДЕСТВО

Лампады зажжённые, свечи,

молитвы, молчанье икон...

В жилище натоплены печи,

застолье, как Божий закон!

Соленья, графин, кулебяка,

кишение всяческих "мяс".

Накормлены скот и собака.

Есть ящик вина про запас.

Светлы православные лики,

идёт целовальный процесс...

Свершается праздник великий,

дарованный Силой Небес.

...Так было. Во времени неком.

А нынче — поди, опиши:

изба, занесённая снегом,

а в ней — ни единой души.

В ДУРАКАХ

По канату жизни продвигаясь,

в декабре, в трофейных сапогах,

не горюя слишком и не каясь,

я хочу остаться в дураках.

Пусть я не Иванушка из сказки,

а всего лишь Глебушка-жилец, —

жизни колотушки, а не ласки,

возлюбил, как золото, купец.

Не хожу на митинги и сходки,

даже — в храм...

Но веру в Бога — чту,

По канату, потеплев от водки,

с берега на берег перейду.

У меня свои — резон и статус —

я травинка божия в снегах...

Не исчезну, выдюжу, останусь

не в анналах — в русских дураках!

"РАШЕН"

"Умом Россию не понять..."

Ф.И. Тютчев

Пусть в пониманье узком,

не нашем: я — урод.

Не"рашен" я, а — русский,

хотя и обормот.

На Западе цветистом

вам — в мешанине вер —

Россия ненавистна

за дух и за размер.

"Быть русским некрасиво,

а патриотом — грех."

Но знайте: вам, спесивым, —

не по зубам орех!

Вам страшен жупел "рашен"?

Стремитесь взять контроль?

...А мы поём и пляшем

под чёрный хлеб и соль!

"АФГАНЦЫ"

Хлебнувшие крови, нюхнувшие трупов,

они в городок возвращаются — Глупов.

Там ждёт их заштатная нищая скука,

с безумной и смертной отвагой — разлука.

Куда им податься? Озвучим их тайну:

в охранники или... в убийцы по найму.

А то и — в психушку. А то и — в могилу

студить — добровольно! — убойную силу.

А тот, кто остался без рук или ног, —

тот будет изгоем... В толпе — одинок.

А кто приторговывал кровью страны, —