Газета День Литературы # 79 (2003 3)

Церковь, начав канонизировать писателей, подымет и литературу на надлежащую ей высоту. Она должна пробуждать добро в сердцах, и современные писатели обратят внимание на свой дар, он не случайно им вручен, за это они несут ответственность перед Богом.

Канонизировав писателей-классиков, Церковь найдет и новый метод воздействия на души человеческие.

Каких я наметил писателей к канонизации (простите, может быть, мое дерзкое выражение)?

1. Достоевский, Федор Михайлович. Это, я бы сказал, величайший святой.

Не смотрите с особым пристрастием на его страстный характер, не думайте, что он оттого и грешник, разглядите в нем праведника. Какая любовь к человеку, какое понимание и как он боялся кого-либо осудить.

В его произведениях самые отрицательные типы имеют что-то и хорошее.

А как он жил, никогда не проходил мимо, чтобы не оказать милосердия.

А как страдал, с каким христианским терпением, с какой благодарностью к Богу он принимал всё, что выпадало на его долю. Быть приговоренным к смерти, стоять на эшафоте и не ожесточиться — это много значит.

Посмотрите на себя, как мы ропщем на Бога за малые даже страдания, а он за такие страдания — ни одного ропота. А потом — каторга. Сидел с самыми преступными людьми и сумел в лице их разглядеть погребенных лучших людей. А как умирал?.. Так может умереть только праведник.

2. Пушкин, Александр Сергеевич.

Сразу слышу, как на меня завопят: "Разгульный человек, можно сказать развратник, написавший "Гаврилиаду",— святой?!"

А я скажу: да, святой. И потому что он не мстителен, потому что он любит своих врагов, а это главная христианская добродетель.

Любить врагов — значит, по-настоящему любить человека. Друзья умирающему говорят: отмстим. Он говорит: нет, мир, мир. Сказал так он не случайно, он жил христианскими истинами. Вникните внимательно в его стихотворение: "На свете счастья нет, / Но есть покой и воля. / Давно завидная мечтается мне доля. / Давно, усталый раб, замыслил я побег / В обитель дальнюю трудов и чистых нег".

"Усталый раб" чуть больше тридцати лет — это значит, он нес на себе иго христианских истин.

К сожалению, мы разучились Пушкина читать по-серьезному.

3. Лермонтов, Михаил Юрьевич — горячий добрый юноша, еще по-детски реагирующий на факты жизни, а его не понимают. Приписывают ему демонизм, дуэль его рассматривают, как преступный акт. Даже одно время отказывались отпевать. А он стрелял вверх — не в человека. Значит, дуэль его была просто детской шалостью. А его убили наповал.

Вспомните: "В минуту жизни трудную, / Теснится ль в сердце грусть, / Одну молитву чудную / Твержу я наизусть". Или: "Есть Грозный Судия, Он ждет... Тогда напрасно вы прибегните к злословью, / Оно вам не поможет вновь, / И вы не смоете своею черной кровью / Поэта праведную кровь".

Это ведь совсем неоперенный человек, 26-ти лет его убили, а какие слова высказал. Из пустого сердца они не исходят.

4. Розанов, Василий Васильевич.

Более непосредственного человека, искренности такой, как у него, не найдете.

А как умирает? Несколько раз соборуется, причащается, говорит: "Христос воскрес, обнимемся".

Конец венчает дело, как говорят. И Апостол говорит: взирая на кончину, подражайте им.

И наконец, пятый. Тут на меня, наверно, все завопят: Толстой, Лев Николаевич.

Еретик, как говорят. А попробуйте найти ересь в его художественных произведениях. Даже будет трудно отыскать в романе "Воскресение", хотя есть кощунственные места. Но ведь надо было стукнуться лбом о стенку, чтоб победить гордость.

А такой факт, чтоб во имя Христа отказаться от всего земного, оставить добрую жену, все богатство и уйти умереть на станцию — кто это может?

Еще надо добавить: отказавшись от своих произведений, не убил ли он этим окончательно свою гордость...

Этим отказом он подвел черту под своей ересью. А я скажу, что русская классическая литература особая — она глубоко христианская, ее в наше время нужно выдвинуть на первый план. Чтоб защитить Богоносную Россию, чтоб повернуть заблудшие сердца на верный путь, предостеречь и литературную молодежь от поспешных увлечений тем, что нас губит, и чтоб понимали, какой дар дал им Бог. И, может быть, перед концом мира совершить апостольский подвиг, понести Слово Божие в мир через человеческое слово.

Геннадий Красников

ПАРАДОКСЫ НИКОЛАЯ ГЛАЗКОВА

Всё, что случалось в жизни с Николаем Ивановичем Глазковым (1919-1979), не могло случиться ни с кем, кроме него. В нем как будто была роковая обреченность на недоразумения — печальные и веселые. Одни недоразумения он, словно фольклорный герой русских сказок, не без удовольствия порождал и нагромождал у себя на пути сам, другие помимо его воли легко прилеплялись к нему с чьей-то (не всегда легкой!) руки.