Газета День Литературы # 79 (2004 3)

По выражению лиц "молодогвардейцев" Михаил понял, что никто из них не помнит былины о Ставре Годиновиче, а сам он ее даже и не знал, так как на Дону в ходу были не былины, а песни и сказки. "Вот тебе и еврей: он наше знает, а мы свое — нет!"

— ... муж не узнает жены, переодетой богатырем. — Шкловский открыл книгу на закладке. — Она загадывает:

"Помнишь, Ставер, памятуешь ли,

Как мы маленьки на улицу похаживали?"

"Мы с тобой сваечкой поигрывали".

"Твоя-то была сваечка серебряная,

А мое колечко позолоченное".

"Я-то попадывал тогды-сегды".

"А ты-то попадывал всегды-всегды".

В другом варианте былины дана разгадка:

Тут грозен посол Васильюшко

Вздымал свои платья по самый пуп.

И вот молодой Ставер, сын Годинович,

Признавал кольцо позолоченное...

Михаил разинул рот. Ничего подобного он в былинах и сказках до сего дня не читал. Конечно, в похабных байках, которые любили травить казаки на привале, было еще больше непристойного, но байки — они и есть байки, в книгах их не печатают. Шкловский, вдохновленный произведенным эффектом, продолжал, смакуя:

— Совершенно ясен прием остранения в широко распространенном образе — мотиве эротической прозы, в которой медведь и другие животные, или черт...— тут Шкловский чему-то улыбнулся и непонятно пояснил,— это другая мотивировка неузнавания... не узнают человека. Вот сказка про мужика, который опалил бок медведю, сломал сороке ногу, а пауку — большой мухе — воткнул в задницу палку. "Паук полетел и сел на то же дерево, где сорока и медведь. Сидят все трое. Приходит к мужу жена, приносит в поле обед. Пообедал муж с женой на чистом воздухе, стал валить ее на пол. Увидал это медведь и говорит сороке с пауком: "Батюшки! мужик опять ково-то хочет нежить". Сорока говорит: "Нет, кому-то ноги хотит ломать". Паук: "Нет, палку в задницу кому-то хотит воткнуть".

Все уже хохотали не скрываясь, как смеются от скабрезных анекдотов. Шкловский лишь иезуитски улыбался сморщенным беззубым ртом.

— На "неузнавании" основаны многие "заветные сказки" Афанасьева. Они, кстати, так и не изданы в России, даже после революции. Это издание, — Шкловский показал книжку, — женевское, на русском языке. Возьмем сказку "Стыдливая барыня". Она основана на неназывании предмета своим именем, на игре в неузнавание. Молодая барыня взяла к себе лакея с условием, чтобы он не говорил ничего похабного. Вот едут они с ним в деревню и видят, как вдоль дороги спаривается разная живность — свиньи, лошади, куры и так далее. Барыня каждый раз спрашивает, что это такое. Молодец отвечает: жеребец свой табун оглядывает, бык попихивает корову на свежую травку, петух курицу от дождя закрывает... Приехали к реке, барыня задумала купаться, позвала с собой лакея. Молодец разделся, а барыня спрашивает: "А у тебя это что такое висит?" "Это конь называется". "А что, он у тебя пьет?" "Пьет, сударыня; нельзя ли попоить в вашем колодце?" "Ну, пусти его..." Вот тут-то он натешился; насилу оба из воды вылезли".

Никто уже не смеялся, каждый думал: "Он что — изде

От всего занятия в голове у Михаила осталась одна мысль, с которой Виктор Борисович и начал свою поразительную лекцию: "Подлец человек!"

В следующую среду на Воздвиженку пришел Брик, а с ним — Лиля Юрьевна. Она молча, положив ногу на ногу, сидела рядом с Осиком, курила и поглядывала на студийцев, на Михаила своими черными, горящими, глубоко запавшими глазами. Когда она прощалась за руку с Михаилом, то вложила в его ладонь записочку, написанную ясным гимназическим почерком: "Станичник! Почему Вы к нам не заходите? Приходите завтра вечером, у меня будет что-то вроде приема. Познакомитесь с интересными, нужными для литератора людьми. Л.Ю.".

Женского общества Михаил не знал давно, с того самого времени, как уехал с Дона, а тут еще Шкловский со своими срамными, вызывающими прилив дурной крови лекциями... Когда сегодня она сунула ему записочку, он почувствовал себя жеребцом-лакеем из гадкой сказочки, которую смаковал Шкловский. "Это конь называется". А Лиля Юрьевна — стало быть, "стыдливая барыня". "Ну, пусти его..." А в самом деле — почему бы не пустить? Сама ведь набивается...

Гэпэушница? Ну и хрен с ней, что гэпэушница. Вася предупредил — и шабаш, спасибо. Что он с ней, откровенничать собирается? "Красный казак" — и вся история. "Прием" его немного смущает. О чем ему там говорить, что толку в этих "нужных людях", если написал он всего один маленький рассказец? Разве что себя показать да на людей посмотреть? И то...