Газета День Литературы 8 (1998 2)

Понятно, что в неразберихе того времени на видные роли — в том числе среди патриотического движения — пробрались личности случайные и незапланированные историей. Но при определенной настойчивости Проханов мог бы сопутствовать их закату более активно. Он этого не сделал, пытаясь собрать разношерстную кампанию, не имеющую часто ничего в голове, а тем более за душой, в общий фронт. Это был синкретизм вместо синтеза, подмена идеологического объединения лозунговым. И за всем этим брезжила ностальгия Проханова по определенности, устойчивости, надежности Системы, т. е. внутренняя симпатия к кадровому. Он мало поддается внушению, но определенные элементы системы зачаровывают его. Депутаты, кабинеты, селекторная связь… Как будто магия исчезнувшей Империи имела над ним необъяснимую власть. Так саднит у инвалидов отсутствующая конечность.

И из бестелесных паров ностальгии Проханов мало-помалу стал призывать к жизни монстров. Из грез его выпрастывались солидные тушки Старой площади, фантомы аппаратчиков-государственников, миражи “служилых людей”. Каббала называет это “диббук”, “воскресшие дурные мертвецы”. Сегодня дежекциями этого прохановского ностальгического магнетизма наполнена половина Думы. Странно, но на иврите “Дума” (с ударением на последний слог) — имя демона кладбищ.

ПЕРПЕНДИКУЛЯРНЫЙ ВОЗРАСТ РОЖДЕНИЯ. Кого любишь, того и судишь. Я все же думаю, что отказ от первой роли не только скромность. Возможно, что Проханову невыносим вкус бездны, в которой он очутился. Но у нас нет иной перспективы, кроме как попытаться организовать новый мир из нового центра, новый порядок из нового архетипа, новую нацию и новое государство, отправляясь от новой личности.

Проханов, несомненно, лучший из настоящих. Но все здесь настолько постыло, что, может быть, не так выразительна эта искренняя и объективная похвала.

Я думаю, что необходимо заново собраться, напрячься, вспомнить все, ощутить в крови голос, шепот, рев предков, вой обособленной Родины, нашей последней Руси, и отряхнуть некромантические могильные скорлупы в депутатских костюмах. Умерший человек никогда не возвратится к состоянию старца, а старцу никогда не быть больше юношей. Новое Рождение перпендикулярно всем возрастам. Новая Жизнь по ту сторону как старой жизни, так и старой смерти. Это справедливо для человека, это справедливо и для народа, и для государства.

Нам надо зачать и родить Новую Русь. И в ней воплотится Русь Вечная. Просто к старому возврата нет.

Среди строгих и рациональных кавказских молокан с довольно пессимистическим складом ума иногда появлялись проповедники иного рода. Разновидность хлыстов — прыгуны. Они проповедовали необходимость дикого телесного ажиотажа, взвинченного эзотерического духовного радения, выкликивания из-за грани потустороннего новой реальности, Нового Града. И бывало, что и молоканские наставники, прямые предки Александра Андреевича Проханова — поддавались на этот вызов экстатического делания. Прыгуны, посланцы невиданной энергии, призывающие сделать фатальный шаг за черту, за бритвенную черту ночи, чтобы выплыть с обратной стороны, не сожалея более о закате, но доставая из бездны полуночи новое солнце, упование Новой Зари…

Плоть застывает. Плоть империи — тоже. В некоторых фатальных случаях ее не отогреешь. И тогда надо прыгать. В бездну. В неизвестное. В ночь. Чтобы обрести там — в риске и тайне последнего, предельного подвига — Новое Рождение. Родину. Нашу Родину.

Генерал Виктор Филатов ВПЕРЕД И ВЫШЕ!

Что важнее: когда тебя помнят после смерти человека три, как, например, Бродского, или когда ты всенародно известен при жизни, как Проханов? Я, например, выбрал бы последнее. Потому что “как Проханов” — это настоящее, реальное, конкретное и… всенародное, а не решенное тройкой Букеров: издать после смерти, считать бессмертным…

Бессмертный в смертной жизни — это Проханов. Говорят, в войнах с той и другой стороны всегда погибают лучшие, а по их трупам на вершину прорываются ничтожества. Проханова я знаю лет 30. Он не выходил прежде и не выходит сейчас из боя на истребление, из лобовых атак, из смертельных схваток, — а все не труп. Хотя мог им стать тысячу раз. Фигурально и буквально. Почему так?

Ты можешь быть гениальным, допустим, шахтером, но закрыли шахту — и ты ничто. Ты можешь быть гениальным Бродским, гениальным Шнитке, даже гениальным Березовским, но у тебя нет Родины, и ты — ничто. Ты можешь быть Генеральным секретарем, первым президентом СССР, но ты Горбачев — и ты ничто. Сколько раз закрывали “шахту”, на которой работал Проханов? На ТВ, в толстых журналах, в издательствах, на радио? Закрыли Союз писателей, КПСС, разогнали Армию, сам СССР разрушили, а Проханова не превратили в ничто. Почему так?