Газета День Литературы 8 (1998 2)

В представлении о том, что такое человек и что такое судьба человека, я в силу, может быть, моего восточного происхождения, осознаю двойственность судьбы. И каждый человек проживает свою жизнь под знаком двух начал. С Александром Прохановым я встретился очень давно, в самом начале своего литературного пути, тогда и его путь только начинался. В то давнее время в этом очень талантливом человеке, интереснейшем писателе я сразу ощутил двойной путь его судьбы.

С одним из этих его жизненных путей я сошелся очень близко. Сашу я помню с первого нашего знакомства. Это был молодой сильный блистательный завоеватель Москвы из провинции. Парижский Люсьен в московском варианте. Мы с ним встретились на вечеринке у Володи Маканина, познакомились. Я его полюбил и воспринимал всегда как такого сильного пришельца из провинции в столицу. С большой таинственной миссией. Одну из этих миссий я распознал сразу: это была его литература. В дальнейшем раскрылась и вторая дорога его судьбы — это его вхождение в политику. Когда стало ясно, что Россия вовлечена во все мировые процессы, и распадение последней мировой империи на национальные конгломераты становилось очевидным, у нас с Прохановым были на эту тему разговоры. Он, может быть, тоже это ощущал, но все дарованное ему свыше мастерство, незаурядный талант он поставил на службу тому, чтобы противиться распаду империи. Я ему откровенно говорил: Саша, нам не удастся остановить распад, как бы мы ни старались. Надо готовиться к неизбежному. Он сказал: нет, я буду бороться… Затем он создал газету “День”. Пригласил меня быть членом редколлегии. Но я хочу говорить не об этом.

Мы с Сашей Прохановым как-то вместе съездили в Польшу. И там я заметил этот конфликт Проханова, как он сам его обозначил — между политическими реалистами и “филологическими людьми”. Он мне в поездке много говорил о своих расхождениях с “филологическими людьми”. Как пример он приводил своего друга Володю Маканина. В Польше на нас напали люди из “Солидарности”, они набросились на Проханова как на имперского идеолога… И я там встал перед всеми этими польскими лидерами и сказал: зря вы так Проханова воспринимаете. Это прежде всего замечательный русский писатель, и ему на этом творческом поприще предстоит много свершений. То, что он уже сделал — является подлинной литературой. Если вы будете относиться к нему только как к политику, то вы просто ничего в нем не поймете. Мы все должны воспринимать Александра Проханова как замечательного художника.

Еще в нем мне очень симпатична одна черта его личности: мне как мужчине, художнику, поклоннику красоты, всегда нравилось в Проханове умение общаться с женщинами, умение чувствовать женщину. Самые красивые женщины обожали Проханова…

Как бы и что бы о нем ни говорили сейчас, Александр Проханов не разгадан временем. Я всегда с восторгом вспоминаю его элегантный блистательный дар русского Рыцаря. Я всегда знал, что Саша Проханов наиболее полно раскрывается в своей эстетической ипостаси.

Одну его жизнь определяет политика. Он сторонник сильной России, сильного государства. Сторонник машины и государства. Где все должно быть разумно, где все должно идти от центра к периферии. Он мне часто любил говорить о государстве, как о совершенном линкоре. Где все взаимосвязанно и все должно работать четко и слаженно. И тогда мы будем непобедимы и могучи…

Другая его жизнь определяется прекрасными женщинами, тонким вином, тонкой чувственной красотой мира, бабочками, запахом цветов, лесными просеками, европейской живописью. Он создатель изящной словесности в особой ее ипостаси.

Думаю, что как бы ни сложилась в дальнейшем политическая жизнь, какое бы он место ни занял в политической реальности России, я лично навсегда остаюсь его сторонником, другом в его второй художнической жизни, спутником по дороге познания красоты этого мира.

Под конец я просто хочу рассказать один из эпизодов, которые подтверждают то, что я сказал о Саше Проханове. Был какой-то пышный юбилей Союза писателей СССР и нам всем давали какие-то ордена. Это было время, когда Бондаренко нас всех обозвал “сорокалетними”, “московской школой”, и нам вдруг всем дали ордена. Мы пришли в Кремль. Там были Володя Маканин, Орлов Володя, Крупин — тоже Володя, и другие наши друзья. Мы сели в задние ряды, и тут с опозданием вбежал Проханов. Загорелый, откуда-то с Африки, он зашел, увидел нас, сел рядом со мной, и мне говорит: “А ты знаешь, где у женщины находится аппендицит?” Спрашиваю недоуменно: “Где?”. Отвечает нам всем: “Как войдешь, так слева…” Мы все целым рядом засмеялись. И нас засняли все телекамеры. И вечером в программе “Время” показывают серьезный идеологический разговор на трибуне и целый ряд смеющихся сорокалетних писателей: Проханов, я, Маканин и другие. Это был такой диссонанс всему официозу. Но ведь Проханов на самом деле всегда такой…