Газета День Литературы # 83 (2004 7)

Лиза Новикова, "Коммерсант": "Романы и повести Павлова автобиографичны: он проходил службу в конвойных войсках и служил охранником в карагандинских лагерях. С тех пор он всё пишет и пишет про ужасы жизни в казармах. Возможно, именно поэтому читатель павловских произведений не испытывает обещанного писателем катарсиса: автору оказывается угодно сделать целых три круга вокруг да около, как будто к выходу он уже не стремится. А сегодня таким — самое место в букеровском лауреатнике."

Юлия Рахаева, "Известия": "Отслужив охранником в одном из карагандинских лагерей, Олег Павлов, видимо, уже ни о чём другом не напишет. И все-таки неужели тяжелая, депрессивная, натуралистическая проза, как у Олега Павлова, и есть сегодняшний день нашей литературы?"

Ирина Каспэ, "Независимая газета": "C нами Достоевский, Платонов, Астафьев, Солженицын. Впереди Караганда. Отступать некуда. "Карагандинские девятины" не просто традиционная проза. Это традиционная проза, которая выдаётся за живое дыхание реальности. Выйти из тюрьмы без зубов — реальность. Писатель со сложной биографией — сама жизнь. Нас этому научила большая русская литература."

Лев Данилкин, "Ведомости": "Все его тексты — это попытка доказать, что "лагерная" литература (Солженицын, Шаламов) с ее "языковыми расширениями" и социальным пафосом не умерла вместе с общественным феноменом, ее породившим; что эта травма вовсе не излечена шоковыми обстоятельствами новейшего времени, но вполне еще актуальна и, главное, занимательна как сюжет для литературного произведения. Для постороннего наблюдателя павловская проза чрезвычайно многословна и скучна; через нее невероятно трудно — потому что непонятно с какой стати — продираться. "Девятинам", при всех их метафорах и заковыристых словцах, ужасно не хватает легкости, искрометности, грациозности. Это так же скучно, как зубная боль, мучающая каких-то людей, с которыми, хоть умри, нет никакой возможности себя идентифицировать."

Николай Николаевич, "Финансовая Россия": "К тому, что армейский беспредел часть общего беспредела, читатели уже привыкли. И проза Павлова выделяется не тем, что показывает треклятую солдатчину по-новому, хотя замес здесь погуще, а тем, что не оставляет больше ни иллюзий, ни надежды. Впрочем, авторский замысел никак не сводится к обличению армейской среды. Сама эта среда только образчик человеческого общежития. И происходящее на наших глазах — лишь на поверхностный взгляд драма быта, а по существу — событие бытия, мистерия. Собственно, повесть последних дней, как заявлено в заголовке."

Виктор Канавин, "Итоги": "Такие произведения встречаются в нашей литературе нечасто. Нечто подобное могло появиться на свет, если бы Франц Кафка послужил в армии и написал роман на армейскую тему — в недрах сюжета есть даже что-то вроде судебной ошибки (как в процессе). Картина армейской жизни с её перманентным бредом, тяжёлым, как "груз 200", рождает мрачную фантасмагорию. Недаром у критиков проза Павлова получила определение "готическая солдатчина". Победа вполне заслуженная — из всего списка, пожалуй, только Сергей Гандлевский мог бы составить Павлову достойную конкуренцию."

Николай Александров, "Газета": "Но в борьбе качественных текстов победило не изящество и не надрыв, а трагедия."

Андрей Немзер, "Время Новостей": "С Павловым это сбылось, хоть далеко не сразу. Его второй роман "Дело Матюшина" успеха не стяжал. Выдвижение писателя на Государственную премию было блокировано. Но всё сложилось удачно. Почему роман "Карагандинские девятины" (роман "армейский", "почвенный", "платоновско-астафьевский") судьи предпочли роману Гандлевского ("городскому", "интеллектуальному", "набоковско-трифоновскому"), догадаться невозможно. Да и не нужно, ибо вкусовые пристрастия свободны. Гандлевский и Павлов написали яркие, энергичные, талантливые книги, читать которые стоит вне зависимости от наград. Букеровскую премию делить нельзя — жюри сделало достойный выбор."