Газета День Литературы # 93 (2004 5)

Ждут Второго Пришествия Его.

А на Руси еще бродит Он Живой.

Если хочешь встретить Живого земного

Путника Христа — иди на Русь…

Такой видится имперская Русь конца ХХ века русскому дервишу Тимуру Зульфикарову. Впрочем, о России и её великой и трагической судьбе размышляют практически все поэты. И размышления эти с неизбежностью уводят к легендам и мифам рухнувшей на наших глазах советской цивилизации. Эти мифические видения поэтов возвращают нас как бы в героический период нашей истории, в наши сказания и легенды, откуда и берет начало русская поэзия.

Взбегу на холм и упаду в траву,

И древностью повеет вдруг из дола!

И вдруг картины грозного раздора

Я в этот миг увижу наяву.

Пустынный свет на звездных берегах

И вереницы птиц твоих, Россия.

Затмит на миг

В крови и жемчугах

Тупой башмак скуластого Батыя…

Россия, Русь — куда я ни взгляну…

За все твои страдания и битвы

Люблю твою, Россия, старину,

Твои леса, погосты и молитвы…

(Н.Рубцов)

Это поэтическое поколение на наших глазах само становится поэтическим мифом. И хотя живы еще многие из его заметных лидеров, те же Глеб Горбовский, Станислав Куняев, те же Белла Ахмадулина, Ольга Фокина, но, на мой взгляд, со смертью Юрия Кузнецова в феврале 2004 года поэтический ХХ век в России закончился.

Через дом прошла разрыв-дорога

Купол неба треснул до земли.

На распутье я не вижу Бога.

Славу или пыль метет вдали?

Что хочу от сущего пространства?

Что стою среди его теснин?

Все равно на свете не остаться.

Я пришел и ухожу — один…

(Ю.Кузнецов)

Тут и мистика, и одухотворенность, и тревога, то, что сопутствует поэзии трагических титанов, каким, несомненно, был Юрий Кузнецов. Будучи имперскими поэтами, они с неизбежностью принадлежали мировой культуре, даже если мировая культура до сих пор не догадывается об этом. Как писал тот же Кузнецов: "И чужие священные камни, / кроме нас, не оплачет никто…" Французская поэзия Верлена, Бодлера и Рембо пленила не только Леонида Губанова, но и Николая Рубцова, и Глеба Горбовского… Приметы тоски по мировой культуре легко отыскиваются в строках любого из ведущих поэтов поколения.

Но при этом, какая-то безграничная, бескорыстная любовь и тяга к своей стране, к русскому народу, к русской Державе. Тоска по России. Здесь уместно вспомнить и "Народ" Иосифа Бродского, и кимрские стихи Беллы Ахмадулиной, и посвящения Павловскому Посаду Олега Чухонцева. Много самого сокровенного о России написали поэты, условно причисленные к "тихой лирике". Трудно даже кого-то из них выделить.

Владимир Соколов, Анатолий Передреев, Алексей Прасолов, Николай Рубцов…

И я не одинок — я сын большого дома.

И где-то надо мной — а где, не угадать! —

Опять меня зовут так тихо, так знакомо,

Что дай мне, Боже, сил навзрыд не зарыдать.

(Г. Русаков)

Но интуитивно поэты уже предчувствовали скорую трагедию своей Империи. Чувство лирической тревоги никогда не покидало их.

Россия, Русь! Храни себя, храни!

Смотри, опять в леса твои и долы

Со всех сторон нагрянули они

Иных времен татары и монголы…

(Н.Рубцов)

Большинство из этих поэтов я хорошо знал и знаю, у кого-то учился, с кем-то частенько спорил, но лучшие их стихи оседали уже навсегда в моей голове. Как мне забыть, к примеру, стихи Татьяны Глушковой, когда она мне первому их читала перед публикацией в газете "День" в октябре 1993 года:

Всё так же своды безмятежно-сини.

Сентябрь. Креста Господня торжество.

Но был весь мир провинцией России,

Теперь она — провинция его…

Татьяна Глушкова в те трагические дни и месяцы 1993 года написала, пожалуй, лучший свой цикл стихов "Всю смерть поправ…", став уже навсегда поэтическим свидетелем кровавого расстрела Дома Советов. И это было её прощание с Империей.

Когда не стало Родины моей,

В ворота ада я тогда стучала:

Возьми меня!.. А только бы восстала

Страна моя из немощи своей.