Газета День Литературы # 96 (2004 8)

Только спортивный браток с бультерьером по-настоящему напугал нашего чиновника, и то на время. Знал фискальный генерал, что сейчас откупится от братка, а завтра или послезавтра и на братков найдет управу. Самое страшное, чего боится наш герой, — это исчезновение стола. Пусть весь мир исчезнет, пусть войны идут, мор и голод. Но чтобы его стол был при нём.

А я думаю, неужели невозможно сам стол уничтожить? А если стол — это и есть наше государство? И другого быть не может? Неужели только Сталин способен присмирить повадки чиновничьего стола? Сейчас, когда чиновники весело и цинично оставили себе все льготы и приумножили зарплату, при этом уничтожили льготы инвалидам и ветеранам, отправив их прямиком на вымирание, этот стол приобретает все более зловещий образ.

Написана повесть легко и непринужденно, лаконичный язык, лаконичные метафоры. Читаешь с удовольствием, а прочитав, негодуешь. Что же делать нам всем? Как добраться и уничтожить и эти столы и их владельцев? И что будет потом?

Александр Потёмкин пишет как бы для читателей газеты "Завтра", а обречён пребывать в миру генералов Дульчиковых и их клиентов. Увы, он же и сам из клиентов генерала. И будет обращаться к таким столам вновь и вновь. Тоже неразрешимая дилемма. Впрочем, гениальный сатирик Салтыков-Щедрин тоже был вице-губернатором…

Ещё одна русская литературная традиция.

Этого автора я бы с удовольствием выдвинул на премию "Национальный бестселлер", но боюсь, его организаторов всё более пугают книги с социальным анализом и социальным гротеском. С мнимыми радикалами, увлекающимися наркотой и порнушкой, всё-таки, существовать, не задевая власть имущих гораздо легче. Надеюсь, Александр Потёмкин всё-таки дойдет и до своего настоящего читателя.

Марина СТРУКОВА НА КАЖДЫЙ ВЫЗОВ — ЕСТЬ ОТВЕТ О книге Вячеслава ДЁГТЕВА “Крест”

В моем восприятии произведений Дёгтева главную роль играют и явные национально-патриотические убеждения, с которыми я согласна, и тот энергетический накал, те тонкие эмоциональные впечатления, в которых заключена духовная эстетика произведений, и которые нацелены на раскрытие психологии того, что можно назвать русскостью,— почти сакральное содержание национального характера.

Вот один из лучших рассказов — "Гладиатор", где параллельно развиваются два сюжета, вроде бы не связанные друг с другом обстоятельствами и персонажами, но дополняющие друг друга в духовном плане. Он рассказывает о схватке здорового природного начала и духа прогнившей цивилизации на арене гладиаторского цирка в одном сюжете, и на площадке собачьих боев в подмосковном пригороде —в другом. Что сильнее — природа, во всей ее простоте и силе вековых инстинктов и рефлексов, или цивилизация, живущая по своим надуманным правилам, вскормленная трупами убитых ею естественных законов бытия. Первый сюжет восходит к тем временам, когда Русь еще была великой Скифией, а молодой гладиатор-славянин бьется на арене римского цирка, где победа — свобода для него и его любимой, а поражение — гибель. Второй сюжет повествует о том, как на собачьи бои русский парень привозит волка — с целью доказать то, насколько природа и душа вольного зверя превосходит выдрессированных, выхоленных псов, чьи предки завезены из-за границы. "Это была твоя затея — стравить природу и… и "школу"? "цивилизацию"? — нет, скорее, антиприроду. Это ты нашел земляка, охотника-казака с Хопра. Это по твоей просьбе он отловил волка-пятилетка и привез сюда, в загнивающую Москву, на собачьи бои. В город, давно уже не являющийся обиталищем человеков". И вспоминается то, каким предстает образ волка в поэзии и фольклоре. Начиная от "тамбовского волка", который "выходит на дорогу" в стихах классика, но который всегда, по словам поговорки, "в лес глядит". От популярной песни "Охота на волков" до былинного богатыря Вольги, который волком мог оборачиваться. А еще есть целый народ, зовущий себя волками, который свою свободу достойно, в отличие от нас — сегодняшних русских, отстаивает. Из этого калейдоскопа метафор и сравнений мы можем сделать вывод, что волк всегда был символом воли, а собака — несвободы, добровольного рабства.