Газета День Литературы # 97 (2004 9)

"Романтизм после Ренессанса хлынул как новая волна секуляризации культуры; это был всплеск интереса к дохристианской, языческой древности народов. Плотину прорвало, свежие идеи хлынули в философию, историософию, эстетику, поэзию и музыку. Шеллинг обосновал философию тождества и равноценности природы и духа. Такой же апофеоз природной стихии выразился в "Семирамиде" Алексея Хомякова. Он описал всемирную историю от первоначального свободного расселения племен по пустынной земле до их смешения в результате дальнейших завоеваний и миграций на третьем этапе: "...Наступление времени беспрестанных брожений и новых органических явлений в жизни народов". В соответствии с теорией тождества Шеллинга автор "Семирамиды" параллельно с физическим — природным — процессом прослеживает духовную — религиозную — жизнь народов. Все религии древности Хомяков разделяет на кушитский тип с преобладанием природной стихии (необходимость) и иранский, в котором царит духовность (свобода).

Русский мыслитель, словно играя, с легкостью обобщает огромный исторический материал, высказываяч попутно прогнозы на будущее. Один прогноз, например, реализовался в учении В.И.Вернадского и был словно ему конкретно предназначен: "никто еще, кажется, не попал на весьма простую мысль приложить к истории человечества ход геологический. Вглядитесь в наслоение племен, в их разрывы, в их вкрапления друг в друге, скопление или органическое сращение, и, вероятно, вы разрешите неожиданно большую часть исторических загадок". Учение Вернадского о ноосфере построено именно по такому — геологическому — принципу.

Другой прогноз Хомякова предсказывает евразийство: "...Важность географии для истории еще не оценена вполне... знание современного мира есть лучшая основа для знания минувшего". Отдельные места "Семирамиды" написаны будто рукой Льва гумилёва. Такое, например: "Так в самобытной Элладе еще выдаются черты составных ее стихий и в то же время сливаются в новый общий и оригинальный строй... Жизненная сила свободна в своих проявлениях". Лев Гумилёв назовет всплеск "жизненной силы" пассионарным толчком. Евразийство, таким образом, — законнорожденное дитя славянофильства". И т.д., и т.п.

Но недолго музыка играла. Открываю журнал "Вопросы философии" (2004, №6) и глазам своим не верю: В.А.Сендеров в статье "Неоевразийство: реальности, опасности, перспективы" костерит на чем свет стоит облюбованную мной концепцию, евразийство, и всех, почитай, нынешних евразийцев. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Что касается самих евразийцев — Александра Дугина сотоварищи — то, надо полагать, они с оппонентом по-мужски поговорят на страницах какого-нибудь издания. Я же, не дожидаясь сей торжественной процедуры, сама закричала, отойдя от оторопи: "Отдай торбочку!" Нет, не отдает. Крепко держит. Нужны аргументы, догадалась я.

УЮТНЫЙ ПОДВАЛЬЧИК ЕВРАЗИЙЦЕВ

За аргументами я отправилась в уютный подвальчик, то есть книжный магазин "неоевразийцев", что во дворе дома № 6 на Тверской. первую ходку туда я сделала еще перед литинститутовской конференцией, поэтому в поисках не затруднилась. Кроме продавца-тинейджера, я застала там мужчину средних лет, который в ответ на мою просьбу насчет ранних евразийцев подвел к стеллажу, заставленному книгами эмигрантов. У меня прямо фары вспыхнули от зависти и восторга. "Трубецкого?"— переспросил гид и протянул книгу, о которой я даже не мечтала, помыслить не могла, что счастье так возможно: Николай Трубецкой, "Наследие Чингисхана" (М.: Аграф, 2000). Уже на улице, открыв книгу, призадумалась: вроде, лицо гида знакомо? Ну да, осенило: это же Александр Дугин (не обозналась ли?) Вот символический контекст эпизода: Дугин вложил мне в руки книгу Трубецкого, как бы напутствуя: читай, мол, думай! Чем я и занялась.

Итак, В.А.Сендеров, утверждая что "евразийские уклоны и скосы" уводят нас от реальности, начал, для научной солидности, с генеалогии евразийства, наотрез отказываясь записать в его предшественники славянофилов, а также К.Леонтьева и Ф.Достоевского, и соглашаясь лишь на В.И.Ламанского, Н.Я.Данилевского и Н.Н.Страхова (вот Капитолина Кокшенева вознегодует-то!). "Писавшего о "стране святых чудес, Европе" Алексея Хомякова трудно считать предшественником князя Трубецкого, изначальным положением которого было: "романо-германский мир со своей культурой — наш злейший враг", — бросил В.А.Сендеров, сам того не ведая, булыжник в мой огород.