Колокола гудят — колокола!
***
Вот и всё — и нет тебя со мной,
Ты ушла в немыслимую вечность,
Где иные твердь и бесконечность…
Я один, усталый и больной,
Я оцепенел на полуслове.
Вот и всё — и выпал черный снег:
Тишина,
И лишь гнусавый смех —
Сатана неистово злословит.
Тихо в полдень опустилась ночь,
Мрачная, без звезд и без просвета.
Я зову тебя, но нет ответа —
Этот мрак душе не превозмочь,
Мне теперь тебя не разгадать
И пути свои не соразмерить…
Буду ждать, надеяться и верить —
Буду жить, молиться и страдать.
В ДЕРЕВНЕ
Если жил бы я в деревне,
Был бы добрым человеком, —
Как велось в России древней,
Даже и в двадцатом веке.
Если жил бы я в деревне,
Был бы, право, богомольным:
Посадил бы я деревья
Возле церкви с колокольней.
Если жил бы я в деревне,
Был бы чтим и уважаем:
И женился б на Царевне,
И гордился б урожаем.
Если жил бы я в деревне,
То любил бы я застолье:
Песни пел бы всех напевней
Про широкое раздолье.
А скончался бы - отпели,
Проводили до погоста,
Помянули б - как сумели…
Всё естественно и просто.
Только вышло окаянство:
Коммунисты в звон кандальный
Обрядили и крестьянство -
Всё порушили вандалы.
Нет былой деревни боле -
Ни характером, ни видом…
Горько плачет ветер в поле,
Служит ветер панихиду.
СОНЕТ № 62
Я не пророк, но видеть мне дано
Не только ложь, страданья и мученья,
Но и любви лукавой увлеченья
И на губах прелестницы вино.
Я погружаюсь на морское дно
И вижу все подводные теченья,
Как на земле бесплодье просвещенья,
Как радость детскую и сказку заодно.
Я вижу всё - и угнетает мир;
Я вижу всё - и этим мир чудесен!
Но вдруг предстанет собственный Кумир —
И я услышу стон Прощальных песен.
Я вижу смерть, и признаюсь врагу:
Бессмертия увидеть не могу.
***
Они уже давно отпеты
Разврата черного гонцы,
Как смрад, гонимые по свету,
Русскоязычные поэты,
Международные скопцы.
Их славят — и они поют,
Как птенчики в земном раю.
Забыв природный свой язык,
Своей культуры не имея,
От Пурима до Уразы
Они славянские азы
Грызут, от злобы зеленея.
Когда б не заповедь,
Когда б не наша вера…
О, лицемеры!
Александр Потёмкин: «ЛИТЕРАТУРА — ЭТО НЕ БИЗНЕС...» (Беседа с Владимиром БОНДАРЕНКО)
Владимир БОНДАРЕНКО. Передо мной лежат изящные томики издательства "ПоРог" с вашими рассказами "Отрешенный", повестями "Бес", "Стол", "Я", "Игрок" и романом "Изгой". Кстати, названия, говорящие не только о произведениях, но и об авторе. Зачем вы, Александр Петрович, известный предприниматель и учёный, благополучный и самодостаточный человек, отец пятерых детей, взялись в зрелом возрасте за написание повестей и романов? Что вам даёт литература?
Александр ПОТЁМКИН.
Как спрашивать любого учёного, любого художника, любого вообще человека, увлеченного какой-то идеей, творческого человека — зачем он это делает? Значит, ему это надо. Это его жизнь, и другой он не ищет. Вот и для меня в нынешнем состоянии литература — удовольствие. Я не хочу модель своей жизни брать за единственную, но у меня, например, в каждом возрасте — свое движение к цели.С 12 до 23 лет я практически от моря не уходил: жил им и стихией приморского города Сухуми, откуда родом. Знакомился с людьми, с женщинами, осваивал лодки, глиссера, морские специальности. Плавал, влюблялся, дружил. Потом начался период профессионального становления. Я работал в газете "Комсомольская правда", ездил по всему Союзу, непрерывно писал маленькие и большие заметки. Затем уехал в Германию. Там вновь учился. Мне надо было утвердить себя в другой стране, я категорически не хотел жить на социальное пособие. Мне стыдно было бы получать его. Я отказался даже от "приветственных" денег правительства, которое выплачивают в Германии за рождение ребенка. На мой взгляд, отец обязан сам обеспечить свою семью всем необходимым. А мой уровень притязаний всегда был довольно высок. В этом рвении стать самостоятельным, самодостаточным человеком, я искал себя в работе.