Газета и роман: Риторика дискурсных смешений

Итак, сюжетная интрига неуклонно влечет газетный нарратив к разрешению ключевого противоречия сущего и должного, т. е. к развязке. А что происходит с газетным нарративом в том случае, если он не отягощен изначальным сюжетным противоречием, если его события не вовлечены в интригу?

Снова ненадолго обратимся к теории. В случае сюжетно непротиворечивого развития нарратива события, составляющие его, не связаны единством взаимного содержательного противоположения, но примыкают друг к другу в соответствии с взаимосвязанными принципами «вероятия»[70] и смежности – временной, пространственной, субъектной и т. п. Иными словами, нарратив в таком случае приближается к другому полюсу – фабульному.

В своих характеристиках литературных нарративов Э. Ауэрбах, с его вниманием к поэтике грамматики, определял данный тип нарратива через понятие «сочинительной связи», или «паратаксиса»: здесь «все должно происходить так, как происходит, иного ничего не может быть, не требуется никаких объяснений и соединительных звеньев»[71]. В современной традиции теоретической поэтики В. Е. Хализев определяет нарративы с противоречивым и непротиворечивым типом фабульно-сюжетного развития как «концентрические» и «хроникальные» (по преобладающему в последних принципу временной смежности событий)[72].

Противоречивый и непротиворечивый типы фабульно-сюжетного развития нарратива различаются характером своего завершения, финала. Как мы уже говорили выше, нарратив с противоречивым типом сюжета завершается развязкой, в которой интрига разрешается. Напротив, нарратив с сюжетно непротиворечивым, фабульнообразным развитием событий заключается неким исходом (в данном случае нет прямого соответствия с традиционной сюжетологической терминологией). Исход можно определить как такое событие, или такой комплекс событий, который содержательно исчерпывает непротиворечивое развитие нарратива.

Все эти несложные сюжетологические выкладки вполне приложимы и к газетным нарративам.

Непротиворечивое развитие событий весьма характерно для анекдотических нарративов. Подчеркнем, речь идет именно о нарративах, а не о собственно жанре анекдота, поскольку анекдотичность как таковая, как стратегия нарративного дискурса, выходит далеко за пределы анекдота как специфического жанра историографии, литературы и современного городского фольклора. «Анекдотическим повествованием творится окказиональная картина мира»[73], и «коммуникативная компетенция рассказывающего анекдот – недостоверное знание, что по своему коммуникативному статусу тождественно мнению»[74]. «Жизнь глазами анекдота – это игра случая, стечение обстоятельств, столкновение личных самоопределений»[75]. Нетрудно видеть, что вне литературно-художественного дискурса, вне сферы беллетристики нарративному критерию анекдотичности в наибольшей мере отвечает именно газета с ее стремлением рассказать о происшедшем как о происшествии, как о случае, вызывающем читательский интерес и различные читательские мнения.

В структурном отношении анекдотический нарратив закономерно тяготеет к непротиворечивому типу фабульно-сюжетного развития, как бы натыкающемуся на «случай», на самую точку «стечения обстоятельств», и далее развивающемуся уже в русле «игры случая». Нередко при этом исход анекдотического нарратива оказывается поворотным и таким образом необычным и тем самым неожиданным (и в целом пуантированным) – как для своего персонажа, так и для читателя, – но такова «игра случая». Исход анекдотического нарратива как необычный и неожиданный поворот, как происшествие, может завлекать, развлекать, и нередко (но далеко не всегда) смешить[76].

Крайней степенью неожиданного в мире анекдотического выступает парадоксальное. Выше, во второй главе мы уже писали о стратегии парадоксализации газетного текста и в особенности его заголовка (см. раздел «Что такое здравый смысл?»). Парадоксальный поворот событий, темы разговора, самого смысла происходящего – это тот эстетический полюс, к которому в пределе стремится всякий анекдотический нарратив, в том числе и газетный.