Газета "Слова и дела" №8-9 от 19.08.2014

Но вернемся ко времени Катынской провокации. 13 апреля 1943 года «Радио Берлина» передало сообщение германских оккупационных властей из Смоленска об обнаружении массовых захоронений 11 тысяч (в процессе германо-польской пропагандистской кампании эта цифра постепенно возрастала и достигла 22 тысяч) польских офицеров, якобы ставших «жертвами ГПУ» в 1940 году. 15 апреля Совинформбюро выступило с заявлением «Гнусное измышление немецко-фашистских палачей», в котором говорилось, что бывшие польские военнопленные в 1941 г. находились на работах близ Смоленска, а после отхода советских войск попали вместе со многими жителями Смоленской области в руки немцев и были убиты. Однако на следующий день было опубликовано коммюнике министра национальной обороны польского эмигрантского правительства М. Кукеля, который принял «на веру» нацистскую версию произошедшего и потребовал проведения расследования на месте Международным Красным Крестом (МКК). Обращение в МКК 17 апреля было рассмотрено и утверждено на заседании Правительства Польши в изгнании. Резкая реакция Москвы на предательскую акцию лондонских поляков по отношению к члену антигитлеровской коалиции не заставила себя долго ждать. Уже 19 апреля газета «Правда» опубликовала передовицу под заголовком: «Польские сотрудники Гитлера», которая разоблачала участие польского эмигрантского правительства в антисоветской провокации гитлеровцев. 21 апреля 1943 г. глава Советского правительства И.В. Сталин проинформировав У. Черчилля о поведении польского эмигрантского правительства, писал: «...правительство г. Сикорского в угоду тирании Гитлера наносит вероломный удар Советскому Союзу. Все эти обстоятельства вынуждают Советское Правительство признать, что нынешнее правительство Польши, скатившись на путь сговора с гитлеровским правительством, прекратило на деле союзные отношения с СССР. На основании всего этого Советское Правительство пришло к выводу о необходимости прервать отношения с этим правительством».

Аналогичную по содержанию телеграмму советский лидер направил и президенту США Ф. Рузвельту.

«Мы, конечно, будем энергично противиться, - писал Черчилль Сталину 24 апреля, - какому-либо расследованию Международным Красным Крестом или каким- либо другим органом, на любой территории, находящейся под властью немцев. Подобное расследование было бы обманом, а его выводы были бы получены путем запугивания. Г-н Иден сегодня встречается с Сикорским и будет с возможно большей настойчивостью просить его от всякой моральной (если бы только моральная - там еще и политическая. - Г.Е.) поддержки какого-либо расследования под покровительством нацистов. Мы также никогда не одобрили бы каких-либо переговоров с немцами или каких-либо контактов с ними».

Примерно в таком же духе в своем ответе Сталину высказался и Рузвельт. При этом оба лидера союзных держав пытались поведение Сикорского свести к ошибке и выразили сомнение в его сотрудничестве в указанном вопросе с немцами (Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945. М., 1957., т. 1, сс. 119-121, т. 2, сс. 59-61).

Но реакция союзников на действия поляков и сигналы Сталина была запоздалой и довольно вялой. А механизм немецко-польской антисоветской кампании стремительно набирал обороты. При этом эмигрантские политиканы вошли во вкус и, как обычно, «бежали» впереди паровоза», в данном случае - немецкого. Их поведение выходило за всякие рамки дипломатических, а тем более, союзнических отношений.