Газета Суть времени №170

Во время одного из построений он, может, в шутку, а может, нет, назвал нас (свое подразделение) своими игрушками. Такого не позволял себе никто, даже из самых скверных офицеров. У нас был сержант-контрактник, который позволял себе бить солдат, устраивать массовые физические наказания ударами, и я пару раз их получал, но даже его я уважал больше, чем того младшего сержанта после этого. Почему — сложно сказать, но думаю, что он таким образом показал, что он не часть коллектива, что он — индивидуалистический хозяин, собственник коллектива.

Когда я стал командиром отделения, я сначала, конечно, совершил пару ошибок, но старшина вовремя объяснил мне, что я не могу их прощать, постоянно учить, разжевывать, давать им слишком много прав и так далее. Но что важно: я старался делать то, чего не делали многие другие сержанты: когда мы с моим отделением получали задачу, то я не просто стоял как надзиратель, пока все остальные ее выполняют (так делает большинство сержантов). Я, в меру возможного, тоже работал (естественно, я должен был смотреть еще одновременно за происходящим и по сторонам). Я несколько раз проводил собрания коллектива отделения, где мы обсуждали проблемы отделения (этого, я могу точно сказать, не делал никто больше в нашей роте).

Я, так или иначе, пытался сделать так, чтобы отделение считало меня частью коллектива, а не его тюремщиком. И я считаю, что мне это удалось.

Уже после службы, когда никакой устав не предписывал наши отношения, некоторые из моих бывших подчиненных хорошо обо мне отзывались, как о своем товарище.

Конечно, армия сегодня далека от того, чтобы формировать реальные коллективистски настроенные подразделения, но в какой-то минимальной части она эту задачу выполняет. И я считаю, что этот опыт для меня был положителен в незавершенном процессе понимания, что такое коллективизм.

И, безусловно, это сыграло свою роль в тот момент, когда мне пришлось, ввиду ситуации, что больше некому, а не собственного стремления, стать координатором ячейки.