Газета "Своими Именами" №13 от 26.03.2013

К сожалению, мифологемы правых не исчерпываются названными выше тремя весьма типичными утверждениями. Весьма популярен в их среде и еще один – четвертый в нашем перечне – миф: о чуть ли не врожденном с точки зрения правых чувстве зависти бедных бездельников, которое толкает их к переделу собственности. Здесь всё требует анализа: и то, что (1) зависть есть чувство, присущее исключительно трудящимся, и то, что (2) именно оно, а не что-то иное, толкает трудящихся на проведение реформ и революций.

Обо всем по порядку. Во-первых, зависть, если её рассматривать в сугубо экономическом аспекте, есть стремление получить частную собственность большую, чем у соседа, используя для этого средства рыночной конкуренции и – в порядке более или менее типичного исключения – насилие (кражу, рэкет, убийство и т.п.). Скажите, для кого наиболее типично стремление в конкурентной борьбе обойти «партнера», чтобы построить дом на 100 квадратных метров больше, чем у соседа или купить полотно на 100 тысяч (миллион, десять миллионов) дороже, чем у «товарища» по клубу, используя для этого любые средства конкуренции, а то и взятки, заказные убийства и т.п.? Для учителей государственных школ, медсестер, инженеров, профессоров, ученых? Или для представителей «высшего среднего» класса, бизнес- и прочей элиты? А кто является типичным героем детективов той же Агаты Кристи и т.п.? Ради чего они совершают убийства мужей, жен, отцов, братьев? Ради чего они предают друзей и возлюбленных?  Здесь нет ничего кроме классической черной зависти менее удачливого частного собственника к более удачливому.

Да, люмпены и мелкие уголовники из низов – это тоже они, завистники, мечтающие о частной собственности. Но вот парадокс: эти слои как раз больше поддерживают правых, ибо мечтают о том, чтобы хоть как-то, пусть грабежом, но стать миллионером. Им не нужна общественная система, где нельзя быстро и легко обогатиться, где надо долго и упорно (пусть даже и бесплатно) учиться, постоянно, с огоньком и за нормальные (но не слишком большие) деньги работать. Люмпену не нужна демократическая левая общественная система.

Поэтому мы можем утверждать, что, во-вторых, демократическая левая общественная система нужна творчески-ориентированному и социально-неравнодушному труженику. Ибо именно у него есть базисный социальный (а не только денежный) интерес к проведению реформ (а если они не дают результата – революций), нацеленных на продвижение к обществу, где нормой всё более становятся работа не только за деньги, но и ради творческой самореализации и общественного престижа; постоянное переобучение; постепенно развивающаяся солидарность, а не только конкуренция; регулярное участие в жизни гражданского общества и управлении и т.п. Так что жадность и корысть – это чувства сугубо [мелко] буржуазные. Тем, кто в этом сомневается, я искренне советую перечитать не только классиков детективного жанра, но и вообще классиков: от Вильяма Шекспира («Венецианский купец») до Джеймса Олдриджа («Последний дюйм»), от Оноре Бальзака («Гобсек», «Евгения Гранде») до Жоржа Сименона (цикл о комиссаре Мегрэ), от Николая Алексеевича Некрасова («Кому на Руси жить хорошо») до Максима Горького («Васса Железнова»)…

В отличие от зависти более или менее крупного буржуа сторонник социальной справедливости и свободы стремиться не отнять и поделить, а обеспечить равные стартовые возможности для всех (отсюда общедоступность образования, гарантии занятости и т.п.), адекватную оплату труда (отсюда, в частности, высокие налоги на нет рудовые доходы), социальную защищенность тех, кто уже или еще не может работать (отсюда гарантированные пенсии и т.п.). Вот почему стратегия и идейное поле левых – это не мечты завистливого люмпена-бездельника, а проекты социально-активного, ориентированного на личностные достижения, а не внешне-престижные симулякры, социально-ответственного и постоянно учащегося работника. Сие, кстати, подтверждает и практика: наибольшей поддержкой левые пользуются в среде «рядовой» интеллигенции, т.е. людей массовых творческих профессий.