Газета "Своими Именами" №18 от 01.05.2012

- Мы часто забываем, что мы живем в стране, в которой две страны. И по поводу фильма получаем вопросы с двух территорий. От людей, которые родились после 1991 года и совершенно очевидно, что не знают, что было до этого. Они не знают, что было 90 лет советского кинематографа, насыщенного невероятными стереотипами, образами и нашим прошлым. Это колоссальная проблема для меня лично, потому что этот страх перед аудиторией, которая будет смотреть картину “Шпион”, - вполне реальный. Какие авторучки? Приборы ночного видения? Телевизоры? Люди, согласно опросам, сегодня не знают, когда началась Великая Отечественная война. Поэтому когда мы делали картину, насыщенную образами того времени, мы по большому счету хотели только одного: собрать эту страну, ее культуру, прошлое и мифы в нечто целое. Это и была внутренняя задача для меня лично. Мне кажется, это удалось, потому что найден новый стиль, новая форма. И самое главное - правильное отношение к нашей истории. Когда смотришь картины о Великой Отечественной, о сталинских репрессиях, то понимаешь, что есть что-то неподъемное, непреодолимое, некая безысходность. Особенно когда это смотрит молодежь. Картина “Шпион” выросла из этого странного конфликта. Мы - одна нация. Если так будем жить - одни знают все о Голливуде, а другие - о том, что было раньше, то через некоторое время вообще заговорим на разных языках. В этом смысле картина “Шпион” для меня и моих коллег интересна тем, что это попытка выработать общую систему ценностей, культурный язык, культурный багаж в представлении о том, что хорошо, а что плохо.

А писатель Б. Акунин, по творению которого снят фильм, рассказал, что, когда продюсеры для экранизации его “Шпионского романа” предложили режиссера-дебютанта Алексея Андрианова, он расстроился, но виду не подал и попросил о приватном разговоре с молодым учеником Владимира Хотиненко. И когда Алексей Андрианов предложил автору свою «находку для “Шпиона”» - снять не реальную Москву сорок первого года, а город сталинской фантазии, сохранившийся на Генплане 1935 года, он Акунина убедил.

Не дотумкал наш товарищ Ерофеев, что показ нереальной Москвы – это принципиальной важности режиссёрская находка, восхитившая обладателя всяких литературных регалий. Не разглядел подрастающего Тарковского, который показом предметов выражал всю глубину человеческих проблем (не важно, были эти проблемы или их не было).

И по поводу молодого зрителя. Б. Акунин в своём блоге написал: