Газета "Своими Именами" №18 от 21.12.2010

В прениях прокурорши кратко и тупо повторили то, что говорили и в начале, как будто не было почти 10-часового слушания дела, не было их публичного позора, когда они оказались не в состоянии ответить даже на элементарные вопросы, как будто не было исследования их приложенной к заявлению макулатуры.

А мы с Журавлевым как раз на всем слушании и остановились, снова напомнив суду, что прокурорши не смогли объяснить ни какие основы конституционного строя мы насильственно изменяем, ни кому вред наносим или нанесём и не представили суду ни одного относимого или допустимого доказательства экстремизма. Кроме этого, я зачитал судье в виде напутствия следующее.

«Уважаемый суд, думаю, что вы стоите перед сложным выбором, сложность которого, возможно, и не видите, поскольку, на первый взгляд выбор, простой. К обычному в России судебному выбору как поступить – по закону или как прокурор сказал - добавляется и судебная практика, которая подтверждает, что прокурор «говорит правильно».

Однако я обращаю внимание суда на то, что, рассматривая наше дело в рамках закона «О противодействии экстремистской деятельности», суд еще до начала рассмотрения выявил два основания, по которым должен был оставить заявление Прокурора Москвы без рассмотрения, и основание, по которому обязан был прекратить дело. А после знакомства с заявлением выявил и новое основание прекратить дело, причём это основание вытекает исключительно из самого закона «О противодействии экстремистской деятельности». Получается, что с этим законом что-то не так.

Задайте себе вопрос, а с какой целью этот закон принят? Из названия следует, что с целью борьбы с некой экстремистской деятельностью, но если мы взглянем в списке статьи 1.1 на то, что именно считается экстремистской деятельностью для целей этого закона, то выясним, что, за некоторым исключением, это деятельность по совершению преступлений, запрещенных Уголовным кодексом под угрозой наказания. А что – после принятия закона «О противодействии экстремистской деятельности» эти преступления из Уголовного кодекса выведены, а статьи, предусматривающие наказание за них, отменены? Нет, их никто и не собирался выводить. Может, за эти преступления ужесточено наказание? Нет, в Кремле и Госдуме никто этих преступлений не боится. Тогда зачем к известным понятиям Уголовного кодекса нужно было добавлять мутное понятие «экстремистский», которое как бы превращает эти преступления не в преступления, а в нечто не подпадающее под действие УК?

Точно такое же недоумение должно вызвать и принятое для целей этого закона в статье 1.3 понятие экстремистских информационных материалов. Это материалы, которые обосновывают и призывают к совершению преступлений, оговоренных в списке пункта 1 этой статьи. Но понятия «обосновывать» и «призывать» в русском языке обобщаются одним понятием «подстрекать». Однако подстрекатель, в данном случае автор такого информационного материала, является по Уголовному кодексу соучастником преступления, к которому подстрекает, то есть, рассматривая вопрос об экстремизме произведения, суд одновременно рассматривает вопрос о совершении автором этого произведения преступления. Однако, как мы видим, в законе «О противодействии экстремистской деятельности» подстрекатель прямо подстрекателем не назван и сам автор произведения в законе вообще отсутствует. Совершенно очевидно, что информационный материал в законе не называется подстрекательским для того, чтобы не была видна связь между экстремизмом информационного материала и Уголовным кодексом.

Зачем это надо? Ответ один. Затем, чтобы запутать судей и прокуроров на местах – чтобы они не боялись в рамках гражданского дела обвинять авторов произведений в совершении ими преступлений и запрещать информационные материалы, неугодные фашистам России, а также запрещать общественные организации, не угодные фашистам России. Закон «О противодействии экстремистской деятельности» принят для того, чтобы судьи и прокуроры на местах как бы по собственной инициативе насильственно изменили статьи 13 и 29 Конституции России. Ведь статья 13 Конституции запрещает только преступные сообщества, а не какие-то там экстремистские организации, а информационные материалы не могут быть по статье 29 Конституции запрещены ни в каких случаях.

Ведь вот что получается на практике. Для того чтобы признать в рамках уголовного дела одного гражданина преступником по статье, скажем, 280 «Насильственный захват власти или насильственное удержание власти», требуется большой труд следствия, прокуратуры и суда, а для того чтобы признать 50 тысяч человек сразу преступниками, подготовляющими насильственное изменение конституционного строя, нужно только решение суда по гражданскому делу о признании организации этих 50 тысяч человек экстремистской.