Газета "Своими Именами" №21 от 21.05.2013

Тем временем, несмотря на подобные опасности, война неотвратимо приближалась, и выводить войска на боевые позиции следовало в любом случае, невзирая на то, есть ли угроза появления второго фронта или нет. Но делать это прямо, в том порядке, который предписывали документы еще с 30-х годов, было нельзя. Однако пока давайте разберемся с вопросом, вокруг которого в последние годы было сломано множество копий.

СССР не мог нападать первым

Думаю, читатель уже понял, что если СССР не позволял себе в отношении Германии неосторожных действий и «провокаций» даже на своей территории, то подавно не мог первым наносить по ней «превентивный» удар.

Тем не менее, этот вопрос стоит рассмотреть отдельно. Ещё раз повторим основные положения статьи 3 Тройственного пакта:

“Если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, … то три страны обязуются оказывать взаимную помощь всеми имеющимися в их распоряжении политическими, экономическими и военными средствами”.

Таким образом, если Советский Союз нанесет удар по Германии, то Япония немедленно начнёт с ним войну. Эта статья - юридическое оформление жизненно важного интереса Японии и Германии, наглядное и всем доступное. Пусть даже те союзники мерили нас по себе, предполагая агрессивность Советского Союза.

Итак, напав однажды на Германию, СССР сразу получал войну на два фронта (точнее – на три) с мощными и воинственными государствами. А такая война, как учит история, неизбежно заканчивается поражением.

Такая ситуация ставит жирный крест на выдумках, что СССР готовился нанести «превентивный» удар по гитлеровской Германии в июле 1941 г.

Нельзя сказать, что ранее данное обстоятельство было неизвестно. Еще 20 лет назад об этом фактически сказал Ю.И. Мухин в своей работе “Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно”. (Мухин Ю.И. Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно. – М: Издательство «Гарт», 1993) Тогда Мухин разъяснил любителям истории проистекающие из договора Германии и Японии возможные неприятности и их влияние на предвоенную политику СССР. А поскольку до тех пор Тройственный пакт и его следствия по разным причинам обходили стороной как все историки, так и авторы военных мемуаров, то можно сказать, что Мухин фактически ввёл его в оборот. И с тех пор любителям истории, а тем паче занимающимся ею профессионально, должны быть ясны мотивы поведения Сталина, Тимошенко и всего руководства СССР в канун войны.

Но почти в те самые годы в России махровым цветом расцвела теория В. Суворова, получившая массу восторженных почитателей. Вся эта тусовка, увлеченно повторяя мысль учителя о подготовке Сталиным назначенного на 6 июля нападения на Германию, оказалась неспособной прочесть текст Тройственного договора и уяснить таящуюся в нём угрозу для СССР войны на два фронта.

Но тут удивляться не приходится – что взять с учения, “гуру” которого является, мягко говоря, не совсем адекватным? В какой-то мере его почитателей извиняет лишь то обстоятельство, что текст договора найти было не так-то просто, поскольку после 1940-х годов у нас его практически не публиковали.

Удивляет другое. Ведь у Резуна-Суворова всегда было множество критиков, категорически не приемлющих его теорию. И его всегда яростно, но, в основном, по мелочам критиковали, а некоторые из критиков, как, например, А. Исаев и А. Помогайбо, написали в связи с этим по увесистой книге (Александр Помогайбо. Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны. – М.: Вече, 2002; Исаев А.В. Антисуворов. – М.: Изд-во Яуза, Эксмо, 2004.). Но глаза на лоб лезут, когда читаешь подобные труды. Ведь кем самому надо быть, чтобы “опровергать” Резуна с дремучих хрущёвских позиций, как это сделал Помогайбо! Или профессиональный историк А. Исаев, тоже накатавший солидный том под названием “Антисуворов”. Туда он запихнул, видимо, всё, что знал, и говорил о чем угодно, но только не касаясь центрального пункта, ставящего крест на резуновской теории. «Опровергнув» таким способом Резуна, в следующей книге вслед за Помогайбо он продолжил старую хрущёвскую песню:

«Сталин не верил в возможность нападения Германии до того момента, когда у всех уже не оставалось сомнений в намерениях Гитлера. Но вместе с тем не оставалось и времени на адекватную реакцию» (Исаев А.В. От Дубно до Ростова. – М.: АСТ, 2004, с.111).

Такие критики по меньшей мере уводят своих читателей в сторону от сути проблемы. А фактически – льют воду на мельницу бредовой теории и делают с Резуном одно дело. Возможно, поэтому Исаев ласково и уважительно величает его Владимиром Богдановичем.