Газета "Своими Именами" №3 от 07.09.2010

Расскажу просто об одном боевом дне лета 1942 года. Занимали оборону возле разъезда N564. На путях стоял эшелон сгоревших танков Т-34. Никто не знал, какая трагедия здесь разыгралась и как погиб этот эшелон. Утром пошли в атаку при поддержке танков и - просто фантастика для 1942 года, - при поддержке огня «катюш». Отбросили немцев на километр, дело дошло до штыковой атаки. Мне осколок попал в лицо, а я, в горячке боя, долго не мог понять, почему капает кровь на ложе моей винтовки. Остатки роты отвели назад, в резерв командира полка. Наш танк намотал на гусеницы провод, и 2-й батальон полка остался без связи. Послали двух связистов, никто не вернулся. Командир полка Худолей приказывает мне: «Комсомол, личным примером, вперед!» Фамилию мою многие не могли выговорить, так прозвали меня «Комсомол», поскольку к тому времени я уже был комсоргом роты. Пополз к подбитому танку. Смотрю, оба связиста убитые лежат. Работа немецкого снайпера. Чуть приподнялся - выстрел! Пуля снайпера попала в тело уже застреленного связиста. Лежу за убитыми, двинуться не могу, снайпер сразу убьет. Зажал концы проводов зубами. Есть связь! Мимо ползет комиссар полка Дынин, направляясь в батальон. Это был уже пожилой человек, который, будучи комиссаром медсанбата, сам напросился в стрелковый полк. Сердце патриота и совесть не позволили ему находиться в тылу. В атаку ходил наравне со всеми, с винтовкой в руках. Увидел меня, только рукой мне махнул, и в то же мгновение ему снайпер прямо в сердце попал. Понимаю, что долго здесь не пролежу, рано или поздно немец и меня угробит. Тут началась заварушка на передовой, обрывки провода скрепил и под «шумок» вскочил и добежал целым до наших окопов. Пришел на НП батальона, а комбат ухмыляется: «Прибыл к месту службы». По телефону уже передали приказ: «сержант Гольбрайх назначается комиссаром батальона». Попросил поесть. Дали мне в руки котелок, а в нем - невиданное богатство: макароны с тушенкой. Начался артиллерийско-минометный обстрел, я телом котелок закрыл, чтобы комья земли в еду не попали. Рядом окоп артиллерийских наблюдателей, кричат мне: «Ползи к нам!» Пару секунд я замешкался, а потом пополз, пытаясь котелок поудачней пристроить, а в это время в окоп наблюдателей - прямое попадание. До ночи продержались. Отбили три атаки. Вечером был «праздник», принесли воду. Каждому наливали по половине котелка чая. Хочешь пей, - хочешь руки от чужой крови отмывай. Страдали мы очень там от жажды.

Знаете, что больше всего запомнилось из событий того дня? Стоит наш подбитый танк, внутри что-то горит и взрывается. Солдат, судя по внешности, нацмен из Средней Азии, подходит к танку с котелком каши, подвешенным на штыке. С чисто восточной невозмутимостью он ставит котелок разогреть на догорающий танк.

Жизнь продолжается. Обычный фронтовой Сталинградский рядовой день августа 1942 года.

Г.К.:Вы много раз поднимали солдат в атаку личным примером. Что испытывает человек в эти мгновения?

Е.Г. - Поднять бойцов в атаку? Надо вскочить первым, когда единственное и естественное желание - поглубже зарыться, спрятаться в землю, грызть бы ее и рыть ногтями, только бы слиться с ней, раствориться, стать незаметным, невидимым.

Вскочить, когда смерть жадно отыскивает именно тебя, чтобы обязательно убить, и хорошо если сразу. Подняться в полный рост под огнем, когда твои товарищи еще лежат, прижавшись к теплой земле, и будут лежать на земле еще целую вечность - еще несколько секунд. Иной раз посмотришь на небо и думаешь: в последний раз вижу. Нелегко подняться первым... Но НАДО! Есть присяга, о которой в эти минуты никто не вспоминает, есть приказ, есть долг!

Я попросился сам

Г.К.:Ваша дивизия почти полностью погибла в боях в августе-октябре 1942 года. Читал воспоминания бывшего переводчика, а затем начальника разведки Вашего полка Ивана Кружко. Он пишет, что в Вашем батальоне оставалось11 «активных штыков». Неужели потери были так велики?