Газета "Своими Именами" №41 от 09.10.2012

С учётом того, что всё, что «Газпром» делал за последнее десятилетие, не принесло никакой значимой прибыли (название «Северный поток» теперь редко упоминается в светских беседах в Европе), Штокмановский проект стал тем убыточным товаром, который будет иметь для России долгосрочные последствия. Во-первых, запасы Штокмановского месторождения значительно превышают объёмы всех норвежских запасов нефти и газа, а во-вторых, с 2001 года Россия испытывает серьёзные трудности, связанные с истощением газовых месторождений. В 2011 году объемы добычи газа на суше составили 513 миллиардов кубических метров по сравнению с 556 миллиардами в 2006 году. Нравится это или нет, но большая часть запасов газа расположены в труднодоступных и климатически неблагоприятных местах: вокруг полуострова Ямал, на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири и Арктике. Времена легкой добычи газа прошли. «Стратегический Штокмановский проект» должен был стать дорогой в будущее, особенно - для российских нефтедобывающих компаний.

Чтобы прояснить картину, стоит отметить, что, хотя на территории России находятся 30% мировых запасов газа, объём добычи газа российскими компаниями составляет всего 5% мировых объёмов добычи газа. Практически Москва является лишь непостоянным игроком в мировой газовой игре. Плачевное положение, особенно  если учесть то, что Россия представляет собой газовый эквивалент богатой нефтью Саудовской Аравии. Если бы в течение прошлого десятилетия «Газпром» добывал газ с таким же усердием, с каким он об этом говорил (я слышал массу острот на эту тему в Европе), сейчас он имел бы гораздо больший вес, чтобы диктовать  фундаментальные принципы работы в газовой сфере на всех своих ключевых рынках. Соедините Штокмановское и Сахалинское газовые месторождения, и вы получите около 62 миллионов тонн газа – такие объемы могли бы помочь России закрепить свои ценовые предпочтения по всему миру.

Но забудьте об этом. России гораздо больше нравится сидеть сложа руки и настаивать на том, что консервация инвестиций в разведку и освоение поможет сократить объёмы добычи, чтобы вернуть цены на газ к индексированным по ценам на нефть показателям. Возможно, в этом был бы определенный смысл, если бы не тот факт, что через десять лет, по некоторым оценкам, из различных стран мира на рынок будут поступать до 250 миллионов тонн газа в год.  Газ будут добывать в Западной Африке, Восточной Африке, Северной Америке, на Ближнем Востоке и в Австралии. Россия станет всего лишь одним из многих производителей газа, конкурирующих между собой за рынки в Европе и Азии. У Москвы больше не будет возможности диктовать цены на мировой газ. Любой участник европейского рынка, согласившийся платить проиндексированную по нефти цену на газ, может быстро обанкротиться. Китайские компании вовсе не так глупы. Если динамика мировых цен на газ не зависит от России и она не может контролировать договорные цены, Китай никогда не подпишет договор на поставку 70 миллиардов кубических метров дорогостоящего газа «Газпрома», обсуждение которого ведётся в настоящее время. Российская Восточная газовая программа потерпит неудачу, не говоря уже о присущем Москве арбитражном потенциале обеспечивать одновременно рынки Востока и Запада. Маркет-мейкер превращается в постоянного пассивного участника рынка.

Итак, если предположить, что Россия постепенно превращается в совершенно заурядного поставщика газа, какие шаги им необходимо сейчас предпринять? Один вариант – путем системы перекрестных субсидий повысить объемы добычи в газовом секторе за счет нефтяных компаний, предложив им чрезвычайно выгодные условия сотрудничества. Если компания Exxon (и другие) хотят приобретать российскую нефть, им придётся поддерживать добычу российского газа. Иначе вряд ли международные нефтяные компании согласятся сотрудничать независимо от предложенных условий. Другой, более правдоподобный вариант, – сделать цены на российский газ более привлекательными путём ценовых реформ. Цены на энергоносители внутри России составляют примерно треть действующих рыночных курсов. Путину придётся либо отпустить цены внутри страны и позволить «Газпрому» реализовать его более масштабные планы, либо провести приватизацию компаний вроде «Новатэка», чтобы лишить Алексея Миллера его экспортной монополии. В настоящий момент  Путин не делает ни того, ни другого.