Газета "Своими Именами" №43 от 23.10.2012

От неожиданности в Васиных руках распалась уже готовая самокрутка. Уже около двух лет тайком от неумолимой замойской общественности Вася писал лирические стихи. Он писал о летчике, который потерял мистицизм, в первый раз врезавшись в облака, о комсомолке, обсадившей цветами ясли, о старике, плакавшем под песни молодежи. Но так как в стихах не было ни точных цифр о средней яйценоскости в Замойском районе, ни конкретных цитат о конском поголовье в уезде, то с каждым новым стихотворением Вася чувствовал себя, как закоренелый преступник. И вдруг сам редактор «Замойского катушечника», уныло посасывая левый кончик бороды, открыл шлюз Васиной души.

– Ну, что же, можете?

– Могу, – робко уронил Вася. – А насчет чего лирическое: насчет союза швейников или, наоборот, насчет борьбы с малярией?

– Обыкновенное, – сухо отрезал редактор, – с любовью. Со звездами. Со скамейкой, с птицами и вообще. Завтра принесите подробный план. Одобрим – пишите.

Целую ночь Вася сидел у себя за перегородкой и набрасывал план лирического стихотворения. В голове, как вспугнутые воробьи, мелькали отдельные строки, луна наседала на тюльпаны, соловей мешался со скамейкой, волна догоняла затаенный вздох. Но над всем, как утюг на веревочке, висело директорское распоряжение о плане, и, сдерживая необузданные взлеты творчества, Вася писал на листке из блокнотика аккуратные, пронумерованные строчки плана:

1. Сидение на скамье.

2. Смотрение на луну.

3. Нюхание цветов.

4. Держание за руку.

5. Говорение слов.

6. Любовь как таковая.

7. «И ты ушла, и я ушел, и оба мы ушли».

На другой день редактор недовольно и кисло смотрел на Васю Грибакина и вертел в руках представленный ему план, делая на нем пометки большим синим, тупо очинённым карандашом.

– Вот вы пишете: «Сидение на скамье». Так. Скамью, конечно, в искусстве можно ввести, не протестую, но кто именно на ней сидит?

– Он, – вздохнув, ответил Вася и значительно тише добавил: – И она тоже. Двое.

– Цифровое обозначение здесь ни при чем, – остановил его редактор. – Здесь важны социальные корни. А может, это бывший архиерей и вдова генерал-губернатора на скамью уселись?

– Они же старые, – робко защитился Вася.

– Ну, как знать, – подозрительно посмотрел на него редактор, – а может, они еще сохранились. В соку еще. А вы их в советском стихотворении на скамью садите.

– Так у меня же не они сидят…

– Вот-вот. Значит, надо, чтобы все было ясно, что, мол, сидят на скамье активисты. Люди с хорошим профстажем, членские взносы платят аккуратно, общественную нагрузку несут…

Аркадий БУХОВ, 1934 г.

ЛЮДИ ГОВОРЯТ

На улицах, в городском транспорте, в очередях, на рынках, в электричках и в других некоттеджных местах.

В отличие от велосипедного в политическом тандеме можно рулить со стороны.

Всё лучшее – детям перестройки, реформ и модернизации.

Где записаться в тыл “народного фронта”?

Депутат спит, а служба и привилегии идут.

Есть компетентные органы, а остальные, значит, некомпетентные, но взятки берут за компетентность.

Есть правоохранительные и правозащитные организации, а есть ли правособлюдательные?

Когда, наконец, плитки на тротуарах покроют асфальтом? Пока что пешеходы кроют всех “плиточников”.

Ленинградцы дружно экстрадировали Матвиенко.

Неявка на выборы - это голосование за всех или против всех?

Обидно: державы нет.

Очереди в медучреждениях – это лечебная процедура, ибо время – лучший доктор.

Раньше спать лезли на полати, теперь лезут в Палаты.

Советы директоров, советы предпринимателей, советы безопасности, советы ветеранов и т.п. советы - это опять советская власть?

Те, кто когда-то опоясывался рулонами туалетной бумаги и носил апельсины авоськами, теперь подхватили моду на личные автомобили для стояния в “пробках”.

Сплетни, мерзости, измышления – сокращённо СМИ.

Таможня берёт добро.

Тандем – пример единства противоположностей.

Честен, как выборы.

Шофёр – это средство передвижения автомобиля, не стоящего в “пробках”.

“Эсеры” сделали своё дело, их можно уйти.

Собрал О.Г. КУПРИЕНКО