Базу, конечно, разгромили, но диверсант на мотоцикле ускользнул и ринулся прямиком к столице (благо на всей завершающей сотне километров по версии создателей киноленты почему-то ни постов, ни проверок). В конце-то фильма становится ясно, что это всё для того, чтобы на плечах Петра Гаврина проник на правительственную трассу настоящий исполнитель – майор НКГБ Бабушкин (артист М. Ефремов). Но Пётр Гаврин этого не подозревает и оказывается ну где-то совсем неподалёку от Кремля на конспиративной квартире у агента Шарлотты (артистка Р. Литвинова). Конечно, у них возникают умные разговоры, потом постель. И Шарлотта после этого ночью же или рано утречком докладывает в Германию: агент, де, к исполнению задания готов. То есть, надо понимать, у неё - под носом столичного «Смерша» и НКВД - имеется работающий и не замеченный ранее передатчик на кухне или она на почтамт, что ли, успела сбегать, телеграммку в Берлин отбить… В общем, сообщила.
Однако ясно, что утро вечера мудренее. Пробудившийся Пётр Гаврин предлагает новоявленной любовнице скрыться: «Страна большая, никто нас искать не будет… У меня полмиллиона рублей, настоящих…» И тут зритель понимает, что всё это время диверсант таскал с собой мешок денег. На кадрах фильма мешок не показывают. Оно и понятно, ведь если самыми крупными, по 10 червонцев – это 50 пачек. А если немцы даже в этом фильме не последние идиоты, то своему агенту должны бы выдать купюры помельче, чтобы тому не светиться. А это уже сто, двести, а то и пятьсот пачек. Да ещё бланки и печати («У меня любые есть», - сообщает Гаврин Шарлотте).
Отсмеялись, поехали дальше. Спецгруппа «Смерш», в которую умело затесался и упомянутый выше майор Бабушкин, попадает на правительственную трассу с огромным трудом, только по личному разрешению начальника Главного управления контрразведки «Смерш» генерала Абакумова. А диверсант Пётр Гаврин проникает туда без сучка, без задоринки то ли по разрешению кого-то стоявшего выше Абакумова (получается, Сталина, что ли?), то ли по разрешению командира роты охраны (приехал со стороны – «здрасьте!» - и ни у кого никаких подозрений).
А там уж на трассе в момент проезда правительственного кортежа завязывается бой между диверсантами и смершевцами. Палят друг в друга, дерутся, мотоциклы взрывают! И, что характерно, остальным охранникам, расставленным вдоль трассы, хоть бы хны. В сотне метров от них бой идёт, Сталина собираются убить, а они стоят навытяжку, как истуканы, им, как говорится, и ветерок в зад! Вот это охрана, смешно!
А так в остальном фильм красивый. Едут по трассе шикарные лимузины, шины шуршат и по обочинам справа и слева высокие густые развесистые заросли клюквы…
Не стоило бы писать об этом, если б лента «Приказано уничтожить! Операция “Китайская шкатулка”» была на уровне большинства российских тупых киноподелок, которыми в эти годы кормят электорат. Фильм-то на самом деле хороший, увлекательный. И актёрский коллектив отличный, кроме названных - А. Смоляков, С. Баталов, Т. Бибич, И. Соколовский... В. Золотухин Гитлера сыграл, Г. Хазанов – ненавистного ему Сталина… Заявили бы этот фильм как российский остерн (по аналогии с вестернами), ну и крутите его на здоровье без всяких претензий, пока не надоест. Так ведь заявлена архивная документальность, вот в чём дело. «Ребята-то не знают!» - как говорится в одной рекламе. Смотрят и думают наши «ребята», что всё там на экране – настоящее, из архивов. А оно всё кисловато, аж скулы от смеха сводит…
Тут в одном областном театре один заслуженный артист достиг возраста расцвета. То есть раскрылся полностью, как бывает в девяносто два года. А закрываться желания не изъявляет. И, будто назло, в тот год кроме сцены все другие подходящие по ситуации места в театре заняты – гардеробщика, директора… Решили тогда его в труппе всё-таки оставить, в одном спектакле немножко использовать. Чуть-чуть - из уважения к заслугам и для бухгалтерии.
Там роль как раз для заслуженного артиста в расцвете, особенно если у него подагра разыгралась – занавес открывается, а он уже сидит. Нашлась такая подходящая историческая драма, тихая, почти без зрителей. И вот, значит, как бы некий предбанник, факелы горят и сидит этот заслуженный артист. Вбегает дамочка в плюмаже, за ней – то ли Меншиков с шампанским, то ли Кутузов с Малютой Скуратовым, чёрт разберёт, освещение-то в режиме факельной экономии. И они спрашивают, мол, чьи это покои? А наш заслуженный должен, этак сидя, учтиво поклониться и ответить: покои, дескать, самого царя Петра Алексеевича. И больше от него ничего не надо. Он дальше сидит, а эти с царём пляшут, указы пишут, целуются, водку пьют, мух стреляют… Тоска, а не спектакль.