Мы начали голосовать не 17-го марта, а 15-го. В ночь перед референдумом, с 14-го на 15 марта, в каждый почтовый ящик по республике положили нашу листовку. Я лично проводила инструктаж, чтобы к ним относились бережно, не больше одной в почтовый ящик - мы были бедной организаций, листовок у нас было мало. Лично составляла план, организовывала людей: кто, куда и что разносит. Работа эта проводилась в обстановке особой секретности, в ней напрямую участвовало несколько сот человек и никто не предал!
Когда утром открылись избирательные участи, для прорумынских нацистов это был шок. Они знали, что Приднестровье и Гагаузия будут точно голосовать, и заранее направили своих боевиков туда. Но они не ожидали, что начнёт голосовать Кишинёв, столица. 15-го марта в 8 часов утра потянулись голосовать в основном молдаване (кишинёвские молдаване почти все выступали за СССР, нацисты собирали своих сторонников в некоторых самых глухих сёлах и везли в города автобусами), русские почему-то ждали 17-го. Молдаване, мои соседи, объясняли мне это так:
- Вы, русские, не знаете румын, они непременно будут бить, надо проголосовать быстрее.
Поскольку избирательных участков было не так много, то очереди на каждый участок были, как в своё время в Мавзолей Ленина в Москве. Власть растерялась, на передислокацию их боевиков ушло полтора дня, и 16-го марта в середине дня началось побоище. Там не щадили никого - ни стариков, ни женщин.
Участок Карла Маркса-7, о котором я уже упоминала, громили семь раз, это происходило следующим образом. Вот мы догадываемся: идут боевики. Но у них же нет знаков различия, а как мы можем не пропустить их на избирательный участок? Мы пропускали всех, они скапливались внутри и окружали участок снаружи, после этого начинали бойню. Для них самое главное было захватить урну с бюллетенями. Со списками было так – перед каждой женщиной был всего один лист. Когда он заполнялся, сзади подходили наши мужчины, забирали этот лист и прятали его в подготовленное убежище. Женщинам была дана инструкция: когда начнут громить, схватить этот единственный лист и бежать. Они так и делали.
Мужчины должны были сохранять урны, поэтому они бросались за них в бой. Было много покалеченных, с переломами, с пробитыми головами, причём властями было дано указание: в больницу пострадавших не принимать! Единственным местом, куда их соглашались брать, был госпиталь МВД. Встречались открытые переломы, закрытые, черепно-мозговые травмы.
Я сама видела настрой людей – они шли в бой за Родину. Их били, а они изворачивались, лезли через забор, но прорывались, чтобы проголосовать. Все понимали, что происходит. Мы добились, что бюллетени нигде погромщикам не достались, хотя что-то и порвали. Были и такие бюллетени, которые залиты нашей кровью – членов избирательных комиссий. Так было на всех участках, за исключением таковых в воинских частях, туда боевики не врывались, но тех, кто туда шел, тоже избивали, не щадили никого.
На всех участках делали вид, что бюллетени свозятся к нам, в Дом офицеров, хотя на самом деле они вывозились в центральную избирательную комиссию, находившуюся в распоряжении парашютно-десантного полка, это у нас удачно получилось. Мы находились в Доме офицеров на втором этаже в угловой комнате и прекрасно видели, что боевики собираются вокруг здания. Но у нас ничего при себе не было, все бюллетени и списки уже были в полку, где сидели наши люди и производили подсчёт.
Около Дома офицеров у нас стоял УАЗик. Мы должны были продолжать свою игру, а не просто тихо убежать. На участках нацисты продолжали бесчинствовать, и мы должны были оттянуть их силы на себя. Нас там было шесть человек.
Среди нас был Серавино Мирко Савва, серб, у них не принято называть по отчеству, но мы его называли именно так. Участник войны, в 15 лет, после оккупации его Родины немцами, он перешёл через горы, чтобы воевать, – героический товарищ. После войны добровольно остался в СССР, служил в армии, дослужился до подполковника, вышел на пенсию. Он был уже пожилым, но стройным и высоким человеком. Я заметила, что он как-то странно переминается и смотрит на окна, и спросила:
- Савва, вы о чём сейчас думаете?
- Елена Дмитриевна, сейчас бы пулемёт в окно, ни одной бы сволочи не осталось!
- А кем вы были на войне?
- Командиром стрелковой роты.
Ворота боевики взломали, они уже висели на заборах. Солдатик наш, шофер, спросил:
- Ну как же ехать? Я же их задавлю.
Я ему ответила:
- Разбегутся, дави!
И знаете, они действительно разбежались, мы на этом УАЗике прорвались сквозь толпу. Потом петляли по городу, потому что нас догоняли на автомобилях, и в конечном счёте мы укрылись в военной комендатуре. Там просидели сутки - на военную комендатуру они ещё не решались напасть. Но при нас, повторяю, никаких документов не было, все, в том числе и бюллетени уже были в воинской части.