Газета "Своими Именами" №7 от 05.10.2010

Наверное, только то обстоятельство, что командир «Германа» после первых же залпов сбежал с корабля на шлюпке («Гибель его казалась неизбежной в ближайшее же время», оправдывался он) помешало немцам представить этот бой как немецкий вариант «подвига «Варяга». Тем не менее свою роль «Герман» отыграл до конца. Когда на нем замолкло последнее орудие, Колчак приказал добить судно торпедами. «Новик» в упор выпустил две – эффект нулевой, не взорвались. Затем еще двумя выстрелил «Гром» - взрывов нет. Тут только сообразили, что ударник торпеды на дистанции меньше 250 метров просто не успевает взвестись в боевое положение. Ну что, отошли чуть подальше, шарахнули еще раз – взрыв! Слава богу, утопили.

«Из песни слова не выкинешь, и Колчак не поднял, после затопления неприятеля плававших и цеплявшихся за его миноносец немцев, - писал впоследствии адмирал Пилкин. - Crime de guerre? [Военное преступление?] Правда, была опасность от подводных лодок и надо было скорей уходить».

Справедливости ради, 9 моряков русские все же вытащили из воды (остальных 51 спасли шведы). «Невольно вспоминается, как к борту был подтянут один очень грузный матрос в спасательном поясе, - вспоминал служивший на «Новике» Гаральд Граф. - Он сильно окоченел и еле мог двигать своими членами, так что наши люди начали вытаскивать его с большим трудом. В этот момент «Новик» дал ход,  и матрос, не удержавшись, сорвался со штормтрапа и упал в воду, чуть не стянув с собою и одного нашего матроса; потом его быстро затянуло под винты и он погиб. Вообще-то была ужасно тяжелая картина, и всех беспомощно плававших людей хотелось непременно спасти; их вопли ещё надолго останутся у нас в памяти. Тратить же больше времени адмирал не мог, так как получил предупреждение, что в этом районе находится неприятельская подлодка».

Ладно, бог с ней, с подлодкой, на войне как на войне. Тут интереснее, как, собственно, столь хилый итог боя вынес Колчака на верхи военной иерархии России?

Когда командиры эсминцев собрались у Колчака на совещание, то, видимо, все понимали, что потопление тремя новейшими эсминцами вооруженного парохода выглядит как-то… неубедительно. Стали опрашивать команды, и, как в любом бою, нашлись люди, которые «видели взрывы» на других судах конвоя. В итоге в рапорте не чинясь отчитались о потоплении «двух неприятельских старых миноносцев и вспомогательного крейсера».

«Такой результат, может быть, и нельзя считать слишком блестящим, но, принимая во внимание все привходящие обстоятельства, как-то: преувеличенные агентурные сведения о силах конвоя, темноту и близость шведских территориальных вод, - всё же можно считать его удовлетворительным», - пишет Граф.

Но через три дня грянула сенсация. Шведские газетчики написали, что немцы потеряли пять судов, о чём не замедлило сообщить родине российское посольство в Стокгольме. «Это уже несколько меняло всю картину», - восклицает Граф. И в самом деле, удовлетворительная «тройка» на глазах превращается в «пятерку» - отлично!

На самом деле никаких миноносцев в конвое не было (были три вооруженных траулера с одним орудием каждый), ничего, кроме «Германа» в тот день немецкий флот не потерял. Более того, сами немцы расценивали этот бой, как свой «полный успех, поскольку все рудовозы достигли портов назначения». Думаю, и сам Колчак всё прекрасно понимал насчёт пяти «утопленников». По крайней мере на допросе в Иркутске в 1920-м, подробно рассказывая о своей боевой работе, он про этот эпизод высказался так: «…рассеял его [конвой] и потопил конвоирующий его корабль». Ни «миноносцев», ни «пятерку» не помянул.

Но то был 1920-й, а в 1916-м Колчак своё мнение, очевидно, придержал при себе.