Газета "Своими Именами" №9 от 25.02.2014

Но ведь в то время «секретный протокол» - всего лишь пятое колесо в стремительно катящейся телеге, ничего не меняющее в траектории ее движения! Гитлеровская военная машина все равно двинулась бы на Польшу (а потом на СССР). Сталин это понимал и действовал исходя из обстоятельств. Условно говоря: если известно, что Гитлер на Польшу нападет и Польша явно не устоит - так что, отдавать Гитлеру Западные Белоруссию и Украину? Это ведь не польские земли! Польша их получила в 1921-м, выиграв советско-польскую войну. И все 1920-1930?е годы в СССР твердили: земли не польские! (Методы, которыми потом утверждалась советская власть на всех присоединенных территориях, - отдельный вопрос.)

Сталин и Гитлер действовали согласно собственной стратегии. Допустим, что с нее можно было бы свернуть - тактически, чтобы выиграть время. Эту задачу и решал сам пакт. Но «секретный протокол» - он какую решал задачу?! Как использовать известный лишь двум сторонам документ в случае нарушения договоренностей? Ну условились между собой диктаторы о разделе сфер влияния, о будущих границах. А в той же Польше вермахт (или Красная армия) взяли да двинулись дальше. Что - Гитлер и Сталин будут на весь мир обвинять друг друга в нарушении секретного соглашения?

А вот после Второй мировой «чудом уцелевший документ» очень понадобился - уже другим силам. Начиналась холодная война. «Обнаружившийся протокол» как бы демонстрировал: уничтоженный Гитлер и сидящий в Кремле Сталин - два сапога пара.

Прошли годы. Наступил развод СССР на независимые государства. «Протокол» опять оказался к месту.

Простые вопросы

Идти «против течения» в споре о протоколе от 23 августа меня заставляет и то, что я не нахожу ответа на простые вопросы.

Впервые «протокол» всплывает во время Нюрнбергского процесса. Но как вам такой пассаж - из мемуаров адвоката Зайдля? «Я до сих пор не знаю, кто передал мне эти листы. Однако многое говорит за то, что мне подыграли с американской стороны, а именно: со стороны обвинения США или американской секретной службы». Далее «протокол» публикуется в «Сент-Луис пост диспач» - газете влиятельной, но провинциальной. Потом - в сборнике Госдепа... Разве это не напоминает классическую методику спецслужб по легализации «нужного материала»? Запуск слуха... «слив» в прессу (лучше не «центральную»)... А когда общественное мнение подготовлено - появление в официальных источниках.

При этом редко вспоминают, что речь изначально не идет о подлиннике. В архивах США, ФРГ и Англии хранятся лишь фотокопии из пресловутой «коробки фон Леша»!

Правда, в 1992 году Д. Волкогонов сообщил об обнаружении подлинников в России. Но ни один из нихтак и не был представлен специалистам и общественности. И даже когда во время работы над договором с Литвой МИД России понадобились эти подлинники, дипломатов отослали к журнальной публикации!

Могла бы продолжать - но у нас все-таки газетная статья, не разгонишься. При этом готова выслушать контраргументы. Например: переводчик Сталина В. Павлов подтверждал, что с Риббентропом обсуждались и подписывались конфиденциальные документы. Но те ли это бумаги, которые зафиксированы на «фотокопиях фон Леша»? Авторитетный историк Л. Безыменский изучал эти фотокопии в архиве МИД ФРГ. Но ведь к немцам они пришли уже от американцев!..

«Снять» вопросы можно только одним способом. Для начала - предъявить материалы, на которые ссылался Д. Волкогонов. На научной конференции, на архивной выставке - но публично. Покажите наконец реальные документы, а не кочующие по изданиям или висящие в Интернете пересъемки и рассказы, что «такой-то видел»!

Яковлев

Мне не хочется, чтобы этот материал был воспринят как «наезд» на покойного Александра Яковлева. Я к нему отношусь уважительно, хотя бы потому, что о Яковлеве-человеке мне тепло говорили люди, знавшие Александра Николаевича лично, при этом - его убежденные политические оппоненты. Тот наш разговор в студии был недолгим: эфирное время всегда поджимает. Про первый вопрос Яковлеву я сказала, о втором - ниже. Но сначала немного о послеэфирной беседе - наш спор продолжился, я упомянула одного историка, весьма «правильного» в советские годы, но враз «перевернувшегося» в 1990-е. Яковлев на произнесенное имя отреагировал жестким матюком солдата-окопника. Тут же извинился - вырвалось. А я вдруг ощутила: Александр Николаевич, фронтовик, умница, сильный человек, к пересмотру собственных взглядов шел через мучительный кризис, потому «флюгеров» не любил. Стала понятнее и его сдержанность при ответе и на мой второй вопрос: много чего повидавший Яковлев, видимо, продолжал размышлять над острыми темами и предпочитал недоговорить, чем сказать лишнее.

А спросила я вот что:

- Александр Николаевич, имеет ли историк право признать копии секретного протокола достоверными только на том основании, что последующие события развивались «по протоколу»?