Газета "Своими Именами" №9 от 28.02.2012

“Московское правительство сформировано небольшой группой людей, которые с помощью ГПУ внедряют рабство и террор в нашей великой и замечательной стране”.

“Советские деспоты уже видят себя окруженными со всех сторон гневом, всеобщим коллективным гневом. Охваченные сумасшедшим террором ... они проливали реки крови”.

Те же слова использовали меньшевики несколькими годами раньше. Вскоре они были подхвачены Троцким, а пятьюдесятью годами позже и шефом по идеологии бельгийской армии, не придумавшего ничего лучше этих слов. Важно отметить, что слова “сумасшедший террор”, “рабство” и “реки крови” использовались “старым большевиком” Соломоном для описания положения в Советском Союзе при Ленине и в либеральные времена периода коллективизации 1924-1929 годов. Вся клевета о “террористическом и кровожадном режиме”, с которой буржуазия выступала против Сталина, была запущена, слово в слово, против Советского Союза ещё при Ленине.

Соломон представлял собой интересный случай “старого большевика”, который по существу противостоял ленинскому проекту и который избрал путь его разрушения и “извращения” изнутри. Уже в 1918 году некоторые большевики перед Лениным обвинили Соломона в том, что он являлся приверженцем буржуазии, дельцом и германским шпионом. Соломон все отрицал, но интересно заметить, что как только он покинул Советский Союз, он публично объявил себя антикоммунистом.

Александр Зиновьев. В 1939 году Александру Зиновьеву, отличному студенту, было 17 лет. “Я мог понять разницу между действительностью и коммунистическими идеалами, и для меня ответственным за эти различия был Сталин”. Это предложение предельно точно отражает мелкобуржуазный идеализм, который вполне хотел принять коммунистические идеалы, но не желал считаться с социальными и экономическими условиями, как и с международными обстоятельствами, в которых приходилось рабочему классу строить социализм. Мелкобуржуазные идеалисты отвергали коммунистические идеалы, если им приходилось встретиться с жесточайшей классовой борьбой и материальными трудностями. “К семнадцати годам я уже был убежденным антисталинистом”. Так писал Зиновьев. “Я считал себя неоанархистом”. Он страстно изучал работы Бакунина и Кропоткина, затем Желябова и народников. Октябрьская революция на самом деле позволила “аппаратчикам иметь персональные автомобили, жить в шикарных квартирах и дачах”, “было установлено централизованное и бюрократическое государство”. “Идея диктатуры пролетариата была безумием”.

Зиновьев продолжал:

“Идея убийства Сталина заполнила мои мысли и чувства... Я уже был готов к терроризму... Мы изучили технические возможности нападения ... во время парада на Красной площади... мы хотели спровоцировать беспорядки, чтобы я, вооруженный пистолетом и гранатой, имел возможность атаковать вождей”.

Вскоре после этого он со своим другом Алексеем готовился к атаке, “запланированной на 7 ноября 1939 года”.

Зиновьев учился на философском факультете элитного ВУЗа.

“Поступив учиться, я понял, что рано или поздно мне придётся вступить в коммунистическую партию... У меня не было намерения открыто выражать свои убеждения: я бы только получил лишние заботы...

Я уже выбрал свой курс. Я хотел стать революционным борцом за новое общество... Для этого я решил на время скрыть себя и мои действительные убеждения от всех, исключая нескольких самых верных друзей”.

Эти четыре примера показывают нам те громадные трудности, которые стояли перед Советским руководством в борьбе против безжалостных врагов, скрывающихся и действующих тайно, врагов, делавших все возможное для подрыва и разрушения партии и Советской власти изнутри.

Борьба против оппортунистов в партии

В двадцатых-тридцатых годах Сталин и другие большевистские лидеры вели постоянную борьбу против оппортунистических выступлений в партии. Отрицание ленинских идей, шедшее от Троцкого, затем от Зиновьева и Каменева и, наконец, от Бухарина, играло центральную роль. Эта идеологическая и политическая борьба велась в полном соответствии с ленинскими принципами, твердо и настойчиво.