Возможно, читателю будет интересно услышать рассказ жителя самого Космета, который автор услышал в начале сентября 1998 г. Возвращаясь в Белград после длительного путешествия по Сербии, автор в купе поезда оказался рядом с женщиной и ее тремя детьми. Разговорились, и оказалось, что она сербка Йованка П., едет из города Призрена, что на самой албанской границе, на склонах самой высокой сербской горы Шар-Планины. Едет она с детьми к двоюродному брату в Банат отдыхать. На мой, как мне казалось, естественный в сегодняшней ситуации, вопрос, не собирается ли она и ее семья оставить Призрен, Йованка как-то строго посмотрела и с возмущением ответила: “Что вы, мы свой родной, прекрасный город Призрен никогда не оставим”. И, подумав немного, добавила: “Я понимаю, почему вы меня об этом спросили, но нет, никогда мы свой Призрен не оставим! Что трудно сейчас у нас жить - спору нет. Я, знаете ли, преподаватель математики в гимназии. Раньше это была сербско-албанская гимназия, мы все были как одна семья. Учеба проводилась на сербском и албанском языках. Общение между преподавателями обеих национальностей было нормальным. А сейчас все изменилось. Албанские преподаватели прекратили всякое общение с нами. Мы на первом этаже ведем сербские классы, и у нас изучается и сербский, и албанский языки. Как же иначе, ведь в городе много сербов и албанцев живет. Общаться и дружить надо, без знания языка это трудно. А на втором этаже школы - албанская гимназия. Сербская речь запрещена. Теперь все у нас раздельно. Они регулярно откуда-то получают зарплату в валюте. То есть мы знаем, что это не откуда-то, а их финансируют западные службы и Албания. Мы же, профессора сербской гимназии, в Сербии зарплату не получаем месяцами. Но мы понимаем, что сейчас финансовое положение Сербии трудное, и не ропщем. Вот так и живем, не общаясь”.
Я невольно вставил реплику: мол, вот какие они, албанцы.
“Нет, - ответила Йованка, - вы не подумайте, что наши коллеги - албанцы не хотели бы с нами общаться. Это не так. Они просто до смерти запуганы террористическими группками сепаратистов, которые в оцепенении держат абсолютно все албанское население Призрена. Вы не поверите, но это правда. Они бы и рады были с нами пообщаться, да ослушаться нельзя. Ослушание - казнь. Это страшно говорить, но к нашему общему ужасу это так. Я много думала об этом и твердо знаю, что дело в том, что с 1990 г. до недавних пор против сепаратистов не велась никакая работа, тем более борьба, и они распоясались неимоверно, и террористические группы организовали подобающим образом.
Вот мой супруг работает на призренском предприятии “Трудбеник”. Там же раньше работало много албанцев. И что вы думаете, им приказано оставить работу и они были вынуждены ее оставить. Сколько их руководители предприятия ни уговаривали остаться работать. Супруг рассказывал - отказывались с тоской в глазах и говорили - жизнь дороже. Вы не подумайте, что они люди злые. Работящий народ, как и все. При других условиях все было бы нормально. Но вожаки террористов, уничтожив десяток непослушных албанцев, всерьез нагнали страху, и с этим пока ничего не сделаешь. При этом чувствуют поддержку заграницы и безнаказанность за убийства, в любой момент террористы могут удрать в Албанию. Да и деньги немалые им дадут.
А так в городе все тихо, на вид спокойно, но по какому-либо поводу прикажут им выйти на демонстрацию и все выходят, демонстрируют, а что демонстрируют - непонятно. Живут лучше нас в Призрене, детей учат, как хотят, делают что хотят, на работу не выходят, а вот демонстрируют. Все как один мирно стоят на площади, а потом расходятся. Выполнили приказ!” - со вздохом закончила свой рассказ профессор Йованка.
Поезд подъезжал к станции Косерич, где я должен был выходить. Пожелал Йованке и ее детям хорошего отдыха в Банате и на том мы расстались. Вспомнил я почему-то мадам Олбрайт и подумалось: какая она все-таки подлая и наглая женщина.