Газета "Своими Именами" №19 от 28.12.2010

Аренс брехал буквально в каждом своем слове, и я сначала даже удивился, почему советский обвинитель Смирнов его брехню не разоблачает? Потом понял, что ни Аренс, ни остальные «свидетели» Смирнову были не интересны – не их судили. Смирнову было важно показать связь Берлина с этим расстрелом и попутно показать брехню немцев так, чтобы она стала понятна суду. И он задавал вопросы, которые, казалось бы, не имели отношения к делу, но, как потом оказалось, являлись ловушками, часть из которых сработала. К примеру, Аренс на вопрос защиты уверял Трибунал, что он впервые увидел захоронения поляков (над которым поляки, служившие в немецкой армии, уже воздвигли крест) только в конце декабря 1941 года – в начале января 1942 года. И Смирнов его снова об этом спрашивает, после чего спрашивает, доложил ли он об этом начальству? Аренс охотно подтверждает – немедленно доложил! Казалось бы, какая разница – доложил или нет?

Однако после Аренса допрашивали в качестве свидетеля его непосредственного начальника, командующего войсками связи группы армий «Центр» генерала Оберхаузера и служащего штаба этого генерала обер-лейтенанта фон Эйхборна. И генерал, не слышавший, что именно показал до него Аренс Трибуналу, на вопрос защиты, когда он узнал о польских могилах, бодро отрапортовал: «Я ничего не слышал. Вообще ничего, вплоть до 1943 года, когда могилы были обнаружены». Смирнов, дождавшись, когда защита закончит задавать вопросы, задал свой.

«СМИРНОВ: Полковнику Аренсу стало известно о массовых захоронениях в конце 1941 или в начале 1942. Он сообщал Вам что-нибудь о своем открытии?

ОБЕРХАУЗЕР: Я не могу поверить, что полковник Аренс мог обнаружить могилы в 1941 году. Это невероятно, но что я особенно не могу себе представить, так это то, что он ничего мне об этом не сообщил.

СМИРНОВ: В любом случае, Вы утверждаете, что ни в 1942, ни в 1943 полковник Аренс не сообщал Вам ничего об этом деле?

ОБЕРХАУЗЕР: Полковник Аренс никогда ничего мне об этом не сообщал, а он обязан был сообщить мне, если бы узнал».

А поскольку судьи незадолго до этого слушали самого Аренса, то им было понятно, что кто-то из свидетелей умышленно лжет, а значит, свидетели с немецкой стороны имеют основания лгать, и эти основания как-то связаны с гибелью поляков.

Ещё. Смирнов и Эйхборну, и Оберхаузеру задавал вопрос, насколько они, связисты, получавшие всю почту, телеграммы, радиограммы и слушавшие телефонные разговоры в штабе группы «Центр», были знакомы с содержанием приказов и переписки с Берлином? Оба «свидетеля» гордо подтвердили, что, безусловно, были в курсе всех дел. После этого Смирнов спрашивает, были ли приказы по участию армии в расстреле военнопленных? И Эйхборн, и Оберхаузер категорически отвергли наличие таковых. И тогда Смирнов «выкатывает» суду документ (стенограмму даю с сокращением):

«СМИРНОВ: Свидетель, я хотел бы спросить у Вас следующее. Так как все секретные телеграммы проходили через Вас, не сталкивались ли Вы когда-либо среди них с какой-либо от так называемой 1-й айнзацгруппы «Б» - так называемой первой команды - или от спецкоманды «Москва», расположенной в то время в Смоленске до срока в резерве? У последней был приказ - совершить массовые расправы в Москве. Обе команды тогда находились в Смоленске.

ФОН ЭЙХБОРН: Никаких подобных сообщений через мои руки не проходило. Я могу дать Вам исчерпывающие объяснения, г. обвинитель. Когда подобные подразделения располагались в районе группы армий «Центр», у них были собственные радиостанции. Лишь позже в ходе русской кампании они пользовались телетайпом; в этом случае они использовали сеть армейской группы. Но это было позже.