Газета Троицкий Вариант # 49

Члены редколлегии Nature замечают, что подобное высказывание из уст случайного человека можно было бы расценить «как необдуманный комментарий, возможно, вызванный уколом уязвленной национальной гордости». Но Осипов не является случайным человеком. Он возглавляет организацию, в которой работает около 50 тысяч ученых из более чем 400 институтов. «То, что Осипов говорит и думает, оказывает очень сильное влияние на российскую науку», пишет журнал.

Вплоть до этого места я была полностью согласна с редколлегией Nature. Но конкретно это предложение, на мой взгляд, требует комментария. Да, безусловно, решения Осипова и РАН в целом влияют на то, как живется простым ученым. Но вряд ли люди, действительно пытающиеся делать в России науку, думают так же, как Юрий Сергеевич. В качестве примера проявления подобного «инакомыслия» можно привести журнал, на который глава РАН ссылался, говоря о «журналах мирового уровня на русском языке». На сайте одного из них — «Трудов Института математики и механики» (кстати, Осипов является членом редколлегии этого журнала) — написано буквально следующее: «С 2000 года статьи журнала выходят на английском языке». Почему-то российские ученые, которые действительно хотят, чтобы об их работах узнали за пределами «одной восьмой суши», упорно печатают свои работы на английском. Несмотря на всю престижность русского.

Как вообще можно объяснить призыв ученым публиковаться только на «великом и могучем»? Означает ли он, что президент РАН видит российскую науку настолько могучей и самодостаточной, что она может бросить вызов науке мировой? В пользу такого предположения может, например, свидетельствовать разработка Российского индекса цитирования (РИНЦ), который учитывает публикации в журналах, издающихся на русском языке. В самой идее создания такого индекса нет ничего особенного, но если рассматривать ее в сочетании с негативным отношением к публикации статей в не российских журналах.

Представление о российской науке как о Колоссе, который, может, и был повержен, но теперь-то уж точно встает с колен, расходится с объективными данными. В конце января агентство Thomson Reuters опубликовало отчет, в котором оценило положение дел в России. За основу аналитики взяли число публикаций российских исследователей. Диагноз оказался неутешительным: «Развитие научной деятельности в России испытывает большие сложности, и шансы на исправление ситуации малы». Приведу одну из представленных в отчете цифр: за последние пять лет число опубликованных отечественными специалистами статей составило всего 2,6% от общего числа вышедших в мире научных статей.

При таких раскладах желание сепарироваться от мирового научного сообщества и пытаться «идти своим путем» кажется как минимум не очень разумным. Редколлегия журнала Nature высказалась еще более конкретно: «Добровольный научный изоляционизм может только ухудшить положение дел — и ускорить и так масштабный отток русских специалистов, эмигрирующих на Запад в поисках лучших возможностей».

Впрочем, академическая верхушка, кажется, довольно спокойно относится к проблеме отъезда ученых за границу и прохладно смотрит на перспективу их возвращения. По крайней мере такой вывод напрашивается, если вспомнить историю с Открытым письмом ученых-эмигрантов Президенту и премьеру РФ. В письме, которое подписали несколько десятков исследователей, постоянно работающих не в России, был предложен ряд мер, которые могли бы исправить ситуацию в отечественной науке. В числе прочего ученые рекомендовали привлечь в страну ведущих специалистов в различных областях науки и в качестве «приманки» предложили создать научные структуры, где эти самые ведущие специалисты могли бы работать в хороших условиях. Вице-президент РАН академик Александр Некипелов назвал такие структуры «потемкинскими деревнями» и подчеркнул, что ученых недопустимо разделять на «черных» и «белых». Иными словами, Некипелов заявил, что научные агнцы и козлища должны вариться в одном котле и не стоит даже и пытаться выбрать козлищ для того, чтобы улучшить качество блюда.

В многочисленных обществах анонимных алкоголиков и прочих людей, пытающихся справиться с какой-либо трудностью, давно считается аксиомой, что первый и самый трудный шаг к преодолению — это признание проблемы. Хочется верить, что когда-нибудь российские чиновники от науки все-таки решатся на него.

Ирина Якутенко

Комментарии

Статья из Nature, увы, во многом правильная. Русский язык довольно давно de facto стал вторым по значимости языком в кулуарах международных конференций, но, к сожалению, это не сопровождается соответствующим ростом влияния науки, которая делается непосредственно в России. Более того, российское (в смысле Государства Российского!) присутствие на этих конференциях все менее и менее заметно. Именно об этом речь и идет в статье. Причины понятны...