Газета Завтра 10 (1267 2018)

Если эпоха Екатерины была золотым веком русской придворной жизни, то Николаевская эра — золотой век русской культуры. Не будучи гуманитарием (он говорил о себе: «Мы — инженеры!»), император прекрасно чувствовал слог, стиль, смысл, возвышая и привечая отменные таланты. Брюллов — один из многих. Нерусский по крови (его отца звали Paul Bruleau) — он создавал славу России, будучи известен в Европе, как мастер совершенных линий. На выставке мы замечаем его автопортрет начала 1830-х годов — правильные черты в античном духе, тип романтического героя. Да. Он нравился своим заказчицам —  пресыщенным дивам, а с графиней Юлией Самойловой его связывал многолетний роман. Поговаривали, что он льстит клиенткам, выписывая эталонные лица, руки, плечи. Так, великая княгиня Елена Павловна — сестра императора — в реальности не слыла настолько чарующей красавицей, как сие увековечил мастер. Её портрет (1829) в чёрном бархатном наряде и с модной куафюрой а-ля шинуаз — истинная жемчужина экспозиции. Настоящих жемчугов здесь тоже предостаточно — зритель сначала видит массивное ожерелье, а потом уже — «зимние» нордические глаза и чистейшую — бледно-розовую кожу щёк. Современники были восхищены тем, как живописец умел передавать игру материала — чёрный бархат сложен в отображении.

Вот — изображение молодой женщины подле фортепиано (1838). Предположительно, это портрет пианистки Эмилии Тимм — жены художника, брак с которым, увы, продлился весьма недолго. Светское общество обеих столиц по привычке обвиняло мужа — он ветрен, как все гении-красавцы, да и графиня Самойлова продолжала маячить на горизонте. Сам Брюллов тактично молчал, ибо существовала и другая — куда как более точная версия разрыва: именно юная супруга оказалась нечиста, притом изначально! Как бы там ни было, портрет очарователен — схвачено всё: и осиная талия, и дивная шея, и белое платье — символ ...ожидаемого целомудрия. «Её овально круглившееся личико, её тоненький, тоненький стан... Казалось, она вся походила на какую-то игрушку, отчётливо выточенную из слоновой кости; она только одна белела и выходила прозрачною и светлою из мутной и непрозрачной толпы», -исключительный символ красы, подмеченный Гоголем в описании губернаторской дочки и прочих молодых девушек, но никому не пришло бы в голову называть сей тип «гоголевским», как ни обидно за автора. Конкретно — брюлловским!