Во-первых: огромная вариативность фольклорного материала, дающая возможность каждому коллективу быть уникальным за счёт изучаемой традиции и её интерпретации. Что ни говори, но даже в самых «упёртых» на близость к аутентике ансамблей своё прочтение и трактовка материала хотя бы потому, что «посыл» к пению у настоящего аутентичного коллектива сильно отличается от любого коллектива, созданного из городских людей, – или даже сельских людей, приходящих к традиции не через семью и общину, как это было раньше, а опосредованно. В этом смысле интересно было услышать рассказ об участии в одной из фольклорных экспедиций по России певицы из Польши, здорово насмешившей своими вопросами, адресованными к народным исполнительницам, одну мою подругу-фольклористку. Её, видите ли, интересовало, о чём бабушки думают перед тем, как запеть ту или иную песню. Что переживают в процессе пения… Перед нами как раз столкновение разных типов сознаний – выросшего преимущественно на масскульте – у моей подруги, и серьёзно развивающегося – у певицы-полячки…В то же время, – вариативность даёт впечатление общности с другими коллективами из разных регионов – близость Текстов (имеется в виду культурологическое понятие текста, т.е., песня, обряд и т.п.);
Во-вторых: сила фольклорного движения зиждется на том, что его опора – подлинная культура, обладающая своим языком, ценностями, символами и смыслами. Существует множество молодёжных субкультур, которые пытаются искусственно создать свой отдельный мир, и этой «отдельностью» они притягивают молодёжь. Но здесь ключевое слово «искусственно». В отличие от фольклора. Поэтому самая думающая, самая интересная молодёжь идёт к нам, осознав этот ключевой момент. Правда, для этого нужно, чтобы молодой человек где-то «столкнулся» с нашим феноменом, и хорошо бы – не просто с его внешним проявлением… Может, и привлекательным эмоционально и эстетически, но не открывающем сразу своих глубин.
В третьих: ярчайшая эмоциональная окраска фольклорных действ вырабатывается за счёт высвобождения энергии архетипов, на которых базируется весь фольклор; многие «неофиты» принимают эту энергию изначально за собственную (возможно, что в этом вопросе правы те, кто говорит о пробуждении пресловутой «генетической памяти»); а потом начинаются страдания – куда же пропало первоначальное ощущение яркости жизни, возникшее при вхождении в фольклорную среду? А дело в том, что сила архетипа, просыпающаяся в отдельном человеке, «замывается» при частом «использовании» и в дальнейшем требуются уже собственные усилия, чтобы личность, включившаяся в фольклорное движение, не оставалась только (пусть даже очень талантливым) «попугаем».
Кроме того, здесь срабатывает и просто психологический момент: при вхождении в новую группу у человека происходит первоначальная идентификация: «Я – это они, это – ново, это – сила…». Через определённый период наступает момент дифференциации: «Я – это Я!», после которого люди либо отпадают от группы, либо вливаются в неё уже прочно и осознанно, взвесив свой интерес и жизненные цели на уровне участия в данном социальном образовании.
Крестьяне, в чьей среде сохранилось цельное мировоззрение, называемое сегодня нами «традиционная культура», тяжело и монотонно работали, и праздник давал им возможность выплеска творческой энергии, компенсируя будничную невозможность, да и неуместность, такого поведения. В результате одни энергии уравновешивали и тем самым поддерживали другие. Что же участники фольклорного движения? Если первоначальный заряд использовался, как толчок для дальнейшего развития, он не иссякал. Вечный же двигатель невозможен: нет такой личности, которая смогла бы радостно, празднично существовать только за счёт какого-то внешнего раздражителя. Мало того, вечный праздник невозможен и по определению; праздник вообще существует только на контрасте с буднями. Эмоциональная окраска хороша только в момент погружения в материал; в дальнейшем должен подключиться интеллектуальный ресурс. Как правило, этнопедагогические методики идут именно по такому пути: после первоначального, праздничного, знакомства с традиционной культурой начинается её углублённое изучение. Экспедиционная работа с носителями фольклора (по большей части – глубоко православными людьми) чаще всего ведёт к мощным изменениям личности, пересмотру жизни, попытке выстроить её на новых принципах. В меньшей степени, но то же происходит с теми, кто общается уже не непосредственно с бабушками и дедушками, а с теми, кто испытал их влияние. Таким способом как бы восстанавливается утраченная цепочка наследования культурных ценностей, раньше естественным образом существовавшая в патриархальных крестьянских семьях.
Виктор ВЛАСОВ. Как же русский фольклор создаёт необходимый эмоциональный фон? Мы ведь привыкаем слушать другой тон – западный, например.