Сто двадцать лет назад, в 1893 году, мама поэта, Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина, знаменитая Пра, купила за гроши участок у подножия горы Карадаг. Спустя десять лет, в 1903 году, уже сам поэт по своему оригинальному проекту строит свой причудливый волошинский замок. В 1908 году Елена Оттобальдовна построила еще один большой дом с флигелем, который составил единую усадьбу с домом и флигелем Волошина. "Постройка второго дома на твоей земле мне стоила 7000 р.", - писала она сыну в письме от 29 октября 1915 года. Оба эти дома сохранились и сегодня. И кто в них только ни жил из русских литературных гениев? Будучи по природе своей собирателем - людей, книг, растений, каменьев, Волошин и на дачу свою заманивал всех русских писателей со всей России. В иные годы за лето в его Доме поэта проживало до 500 литераторов, да еще каких
Макс Волошин был Зевсом Коктебеля, кряжистым и добрейшим его творцом. Его оружием была доброта. Когда его мать Пра в ноябре 1917 года, по воспоминаниям Марины Цветаевой, говорила сыну: "Погляди, Макс, на Сережу (мужа Цветаевой, боевого офицера Сергея Эфрона, рвавшегося воевать с большевиками. - В.Б.) вот - настоящий мужчина! Муж. Война - дерется. А ты? Что ты, Макс, делаешь?
- Мама, не могу же я влезть в гимнастерку и стрелять в живых людей только потому, что они думают иначе, чем я.
- Думают, думают. Есть времена, Макс, когда нужно не думать, а делать. Не думая - делать.
- Такие времена, мама, всегда у зверей - это называется "животные инстинкты""
Его дом поэта и был крепостью для всех русских творцов, где во все времена спасались и белые, и красные, где творили и реалисты, и авангардисты.
У него на самом деле жили и большевистский беспощадный комиссар Бела Кун, и террорист Борис Савинков, и Илья Эренбург, и Николай Гумилев. "Те, кто знали Волошина в эпоху гражданской войны, смены правительств, длившейся в Крыму три с лишним года, верно, запомнили, как чужд он был метанья, перепуга, кратковременных политических восторгов. На свой лад, но так же упорно, как Лев Толстой, противостоял он вихрям истории, бившим о порог его дома", - вспоминала Е. Герцык. Валерий Брюсов не случайно сравнил волошинский Коктебель с Ясной Поляной.
Вселенский объединитель Максимилиан Волошин, собирающий в своих бесчисленных комнатках всех, самых непримиримых русских гениев. Как писал Андрей Белый: "Сам Волошин как поэт, художник кисти, мудрец, вынувший стиль своей жизни из легких очерков коктебельских гор, плеска моря и цветистых узоров коктебельских камушков, стоит мне в воспоминании как воплощение идеи Коктебеля. И сама могила его, взлетевшая на вершину горы, есть как бы расширение в космос себя преображающей личности".
Если Ясная Поляна все-таки была хранителем одного русского гения, то волошинский Коктебель притягивал к себе всех гениев России.
В мае 1911 года здесь впервые побывала Марина Цветаева с сестрой. "Пятого мая 1911 года, после чудесного месяца одиночества на развалинах генуэзской крепости в Гурзуфе, в веском обществе пятитомного Калиостро и шеститомной Консуэлы, после целого дня певучей арбы по дебрям восточного Крыма, я впервые вступила на коктебельскую землю, перед самым Максиным домом, из которого уже огромными прыжками по белой лестнице нёсся ко мне навстречу - совершенно новый, неузнаваемый Макс. Макс легенды, а чаще сплетни (злостной!), Макс, в кавычках, "хитона", то есть попросту длинной полотняной рубашки, Макс сандалий, почему-то признаваемых обывателем только в виде иносказания, "не достоин развязать ремни его сандалий" и неизвестно почему страстно отвергаемых в быту - хотя земля та же, да и быт приблизительно тот же, быт, диктуемый прежде всего природой, - Макс полынного веночка и цветной подпояски, Макс широченной улыбки гостеприимства, Макс - Коктебеля"
В судьбе самой поэтессы Волошин сыграл очень значимую роль. Именно в Коктебеле Цветаева познакомилась со своим мужем Сергеем Эфроном. Она написала о Сергее: