Газета Завтра 14 (1166 2016)

Окончательно покинув пространство модерна с его неизбежным догматическим утверждением прогрессизма, позитивизма и атеизма как базовых предпосылок любой политической теории модерна, выйдя за рамки его тотального доминирования, мы обретаем невозможную доселе свободу переосмысления тех явлений, терминов и понятий, которые до определённого момента казались устоявшимися аксиомами. Сегодня же, плавно вползая в парадигму постмодерна с его безразличием как к "незыблемым" постулатам модерна, так и к ценностям традиции, мы можем совершенно свободно, без каких-либо интеллектуальных "обязательств" и ограничений, осмыслить такие понятия, как, например, православие или социализм. И, не боясь быть подвергнутыми осмеянию или остракизму, — ведь в постмодерне больше нет единых критериев — выявить общее, отбросив частное, и использовать то, что нам нужно и важно в деле формирования идеи русского народа, принимаемого вне зависимости от смены парадигм в качестве высшей ценности, стоящей как над периодом торжества модерна, отрицающего традицию, так и над безразличием постмодерна. Именно это безразличие есть шанс для традиции в равных условиях доказать свои преимущества, вернув понятиям православие и социализм их изначальный — традиционный, а не купированный модерном — смысл. Использовав как базовые категории новой — за рамками модерна — русской идеи.

Православный социализм — невозможность понятия

Главными параметрами модерна, как известно, являются три основные категории: прогрессизм — завтра будет лучше, чем вчера; позитивизм — существует только то, что доказано опытом или установлено чувственно; и материализм с вытекающим из него атеизмом, бытием, определяющим сознание, базой и надстройкой.

В категориях модерна православие — это пережиток, лежащий за рамками прогрессизма, позитивизма и материализма, который следует преодолеть. Православная традиция утверждает, что человечество движется по пути апостасии, отступления от истины и веры, иными словами, деградирует с духовной точки зрения. При этом существование Бога не доказано ни опытом, ни чувственно, а сфера материального рассматривается с точки зрения православной традиции лишь как функция от духовного, как некая производная от духа. Сам модерн постулирован на отрицании такого подхода к осмыслению реальности как вещественной, действительной философской категории.

Совсем другое дело — социализм, рассматриваемый в модерне как явление исключительно прогрессистское — бесконечное развитие и рост, материалистическое, а значит, бесконечное материальное развитие и рост — и позитивистское, где базис и надстройка — это не только теория, но и воплощённая в вещественной реальности практика приращения благосостояния и материи. В этом смысле марксистский — а именно из марксистского учения он был вычленен — социализм есть явление, практически во всём противоречащее православию. Апостасия в нём есть очищение от пережитков тёмного прошлого, Бог не доказан и не обнаружен визуально: "Гагарин в космос летал, а Бога там не видел". Да к тому же материя, физическая категория есть единственная данность в субъектно-объектной паре человека, оставшегося один на один с природой после "вынесения Бога за скобки".

Таким образом, с точки зрения модерна движение в сторону православия и движение в сторону социализма — это два противоположных вектора, явления, исключающие друг друга и во всём друг другу противоречащие. С точки зрения материалистического сознания прогрессиста-позитивиста православный социализм невозможен.

Православный социализм — возможность понятия

Постмодерн пошатнул незыблемость модернистских категорий. Не то что бы выступил с заявкой на возвращение традиции — премодерна, — на отрицании которого выстраивался модерн. Скорее, поставил модерн и традицию в равные, конкурентные условия. Теперь уже прогрессизм, позитивизм и материализм оказались под большим вопросом, в статусе таких же категорий веры, как прежде Бог, дух, метафизика. Отныне данностью является то, во что мы верим: хотим — верим в материю, а хотим — в Бога. У тех, кто в модерне находился под запретом, появился шанс настоять на своей правоте.

Получив такую свободу выбора, попробуем переосмыслить понятия православие и социализм в новых условиях, возьмём православие так, как оно само себя определяет, а не как его определяет модерн. На социализм же можно взглянуть и с точки зрения премодерна — что в нём соответствует традиции, а что — нет, оставив при этом самоопределение социализма в категориях марксизма. Исходя из этого, попробуем постулировать православный социализм как совершенно новое явление. Для этого вычленим несколько пересекающихся параметров. Некоторые из них совпадают с социализмом, вытекающим из марксистской догматики модерна, но в более органичном виде, а некоторые — не совпадают.