Газета Завтра 153 (45 1996)

Вспомните одно из обвинений, которое было предъявлено так называемой антипартийной группе Молотова: не поддержала всенародный почин по освоению целинных земель. В стране и после Сталина остались трезвомыслящие политики. Но верх взяли дураки и вредители.

Имя Хрущева должно быть проклято всем русским крестьянством. И не только за растрату ресурсов на целину, и не только за сплошную кукуризацию, и не только за мелиорацию, в результате которых русские люди лишились рыбы в своих малых реках и потеряли большое количество заливных лугов. Хрущев еще нанес деревне сокрушительный удар структурной перестройкой хозяйств.

В конце 40-х — начале 50-х в селе Годуново и вокруг него было около 20 колхозов. Некоторые состояли из пяти-шести дворов. В любом колхозе каждый был на виду и каждый знал, кто чего стоит. Поэтому все работали в полную силу и за совесть, и за справедливое вознаграждение по труду. Но настало хрущевское правление и последовала директива — колхозы укрупнить. Технической базы для укрупнения нет, средств нет, дорог между деревнями нет, телефонной связи тоже нет. Что дает при этом укрупнение? Только уничтожение доверия между колхозниками, обиды одной деревни на другую и стойкую незаинтересованность в результатах труда.

Вместе с ресурсами и лугами Хрущев отнял у русской деревни и стимулы к труду. Возвращение того и другого началось только с конца 60-х.

Я возглавил совхоз “Годуновский” в 1965 году. Зерна мы тогда собирали по 7 центнеров с гектара и имели пару сотен голов скота. А через двадцать лет урожайность зерновых у нас увеличилась до 22 центнеров, то есть больше, чем в три раза, дойных коров стало около двух тысяч, а телят и нетелейсвыше тысячи. На балансе колхоза к тому времени было 100 тракторов, 50 автомашин, 30 комбайнов. Мы каждый год сдавали десятки квартир и коттеджей, построили клуб, деткомбинат, магазин, центральную котельную, телефонизировали весь колхоз, заложили фундамент новой школы.

Трижды оплеванный демократической прессой брежневский период был с материальной точки зрения самой благодатной порой для русской деревни за весь XX век. Мы получали от государства средства, которых было вполне достаточно для нормальной работы и жизни, и сполна эти средства возмещали. Что недоставало нам? Свободы в распоряжении произведенными товарами, базы переработки продуктов и устойчивых прямых связей с покупателями. То есть надо было сохранить на прежнем уровне сложившееся в деревне производство и преобразовать его отношения с потребителями.

А что мы получили от реформ Ельцина? Прежде всего — уничтожение самого сельского производства как такового. Уничтожение через дисбаланс цен, лишение села госкредитов и прямого подталкивания со стороны государства к растаскиванию собственности коллективных хозяйств”.

Владимир Васильевич Попов не сгустил краски. Производство в Годунове действительно исчезает. Но пока оно все-таки есть. Но не товарное, как было раньше, а натуральное. В основном натуральное. Если прежде из того, что производилось, 90 процентов продавалось, а 10 потреблялось в самой деревне, то теперь, при резком сокращении количества продуктов, 90, примерно, процентов потребляется, а десять — продается.

У немолодой женщины на улице я спросил: много ли зерна нынче собрали? Она ответила: “Чего-то собрали. Но прошлым летом с зерном было вольней. Приходишь ночью на ток, даешь сторожу бутылку красненького, и носи до утра, сколько сможешь унести. А теперь и сеяли, видно, меньше, и уродилось меньше. Поэтому администрация наняла на ток двух милиционеров. И приходилось с колясочкой ходить за зерном на поле к комбайнерам”.

До реформ совхоз “Годуновский” продавал государству 4 тысячи тонн зерна. Теперь, когда совхоз стал ТОО (Товарищество с ограниченной ответственностью), государству продано тонн тридцать. Из ста тракторов на балансе товарищества осталось двадцать, из пятидесяти автомашин — пять. Скота на фермах ТОО примерно столько же, сколько было у совхоза “Годуновский” в 1965 году. Часть прежнего техпарка вышла из строя, часть разобрана по дворам. Досталась в собственность членам ТОО и часть скота. На подворьях в Годуново теперь главное — производство. Производство же в коллективном товариществе является подсобным для личного хозяйства. С коллективного поля добывается зерно, с коллективной фермы утаскиваются комбикорма.

Себя, свою семью и родню в городе годуновский крестьянин еще вполне способен прокормить. Есть у него и излишки продуктов. Но как их продать, если транспорт дорог, а на рынках свирепствует рэкет? Торгует Годуново мало и потому страдает от безденежья. Денег в деревне не хватает ни на одежду, ни на мебель, ни на запчасти, ни на учебу детей.

“Пока стальной конь бегает, — сказал мне коренастый мужик, пнув в колесо собственного доставшегося от реформ Ельцина трактора, — жить можно. А развалится, посмотрим”. Я полюбопытствовал: “Куда посмотрим?” “А вокруг — вон в Ивановском, в Еловке, Сусловке, в Горках, в Четверти — дачи москвичи строят. Дойдем до ручки — будем дачников щипать. Что еще остается?”