Газета Завтра 20 (1224 2017)

Прежде всего, Китай не обладает ни военно-стратегическим превосходством, ни даже военно-стратегическим паритетом с ведущими вооружёнными силами современного мира, прежде всего — США и Россией. Поэтому "силовая" составляющая китайского лидерства не просто заметно уступает американской, но и, можно сказать, "стремится к нулю". Даже защита Пекином собственной территории в случае масштабного военного конфликта находится под вопросом — не говоря уже о "проекции силы" на другие регионы планеты, с чем США даже сейчас справляются без особых проблем, распоряжаясь более чем тысячей военных баз в подавляющем большинстве стран мира (официально Пентагон признаёт наличие 435 баз в 78 странах), а также мощными военно-морскими и аэрокосмическими группировками, пока отсутствующими у КНР. Более того, у Китая, в силу объективных географических причин, имеется выход только к одному океану — Тихому, да и тот нельзя назвать полностью свободным, в то время как США обладают выходом сразу к трём океанам: Тихому, Атлантическому и Северному Ледовитому, а в Индийском океане на постоянной основе базируется 5-й флот US Navy, контролирующий практически всю акваторию важнейших "танкерных" грузоперевозок. Таким образом, внешняя торговля, которая является одной из главных опор китайской экономики, принося в год 500-600 млрд. долл. чистой прибыли, критически зависит от тех же США.

Китайская валюта жэньминьби, более известная под названием "юань", лишь в прошлом году получила статус международной резервной валюты (правда, сразу получив 10,92% "валютной корзины" МВФ, обогнав и японскую иену, и британский фунт стерлингов), а в финансовых транзакциях её доля составляет пока всего лишь 2,3%, тем не менее она продемонстрировала почти четырёхкратный рост с 2013 года. Но до позиций доллара (72%) и евро (19,9%) юаню, конечно, ещё далеко. Поэтому доминирующей "мировой" валюты в распоряжении Пекина тоже нет. Данные обстоятельства приводят к тому, что Китай является "экспортной" экономикой с положительным платёжным балансом, а США — "импортной", обладающей не только внешнеторговым и бюджетным дефицитом, но и гигантским федеральным долгом. Китай обладает ценными бумагами США на сумму более чем в триллион долларов, но не имеет возможности превратить их в какие-либо реальные активы.

Особую роль играет момент продовольственной безопасности. Сельское хозяйство КНР в значительно меньшей мере технологично и производительно, чем агропромышленные комплексы США и Европы, а населения в нём гораздо больше. Доля продовольствия в китайском импорте непрерывно растёт, и по итогам 2016 года достигла 6,73%, или около 107 млрд. долл. — это примерно шестая часть китайского оптового продовольственного рынка. В то же время США являются нетто-экспортёрами по зерну, овощам и мясу, не говоря уже о деятельности таких гигантов, как Monsanto, Coca-Cola и Pepsico, по большому счёту импортируя только фрукты и орехи. Понятно, что продовольственная уязвимость также не является плюсом для Китая в этой "войне цивилизаций".

Наконец, провозглашённая Пекином идеология "социализма с китайской спецификой" имеет слишком мало шансов на то, чтобы завоёвывать сторонников за пределами КНР — в отличие от американского "неолиберализма", носящего подчёркнуто "общечеловеческий" характер. Достаточно трудно представить себе некое американское подобие "чайнатаунов" за пределами территории США, если только не рассматривать в качестве таких "сеттльментов" упомянутые выше военные базы и лагеря. Выраженное этнокультурное "лицо" китайского "лидерства" в данном отношении сильно уступает мультикультурной, пронизывающей все страны мира "агентуре влияния", которую сформировала "империя доллара".

Всё это делает "глобализацию по-китайски", одним из главных проявлений которой сегодня выступает проект "Экономической зоны Нового Шёлкового Пути" (ЭЗНШП), более чем специфической и направленной, в первую очередь, на оптимизацию логистики китайского экспорта, на маршрутах которого в перспективе 30-50 лет действительно может возникнуть новая структура экономики. По сути, сравнимым с "зоной Нового Шёлкового пути" и уже практически готовым проектом является Транстихоокеанское торговое партнёрство, о выходе из которого сразу же после своего избрания заявил Дональд Трамп. Но, скорее всего, там заложено немало капканов, которые способны сильно ограничить свободу действий КНР как в зоне АСЕАН, так и во всём мире. "Пекинский обком", в отличие от "вашингтонского", не может позволить себе внешнеполитические стратегии "управляемого хаоса", "большой дубинки" или "банановых республик". Практически единственным инструментом, находящимся в его распоряжении, являются инвестиции в реальный сектор экономики своих партнёров, причём, по преимуществу, — в транспортную инфраструктуру или "дополняющие" точечные производства.

Отсюда понятны как противоречивые экспертные оценки перспектив данного китайского проекта, так и достаточно скромные результаты его реализации. Тем не менее для Китая лозунг "Один пояс, один путь" является приоритетным.