Газета Завтра 215 (54 1998)

Разделив страну на все более нищающее большинство и все более богатеющее меньшинство, Горбачев и Рыжков оказались между двух огней. Большинство не связывало с ними надежд на лучшее, меньшинство не видело в них гарантов сохранения и приумножения капиталов. В результате они стали неугодны ни бедным, ни богатым.

Всеобщее недовольство высшим руководством СССР отчетливо проявилось в настроении избранных в марте 90-го народных депутатов РСФСР. Их съезд принял декларацию о суверенитете России, а их Верховный Совет постановил обособить российскую финансовую систему. Два этих шага депутатам продиктовала не ненависть к единому союзному государству, а неприязнь к союзному руководству, которая объединила выразителей интересов как большинства, так и меньшинства.

У Горбачева как у президента СССР было полное право по закону отменить и декларацию о суверенитете РСФСР, и постановление об обособлении ее финансовой системы. Но поскольку у него уже не было поддержки в обществе, то он дрогнул и не решился на конфликт с сепаратистским российским руководством.

Остановить суверенизацию РСФСР и, стало быть, разрушение Советского Союза могла только новая социально-экономическая политика центра, которая бы устраивала большинство населения. И так как не вся советская номенклатура утратила инстинкты государственности, то попытка введения такой политики состоялась.

В ноябре 90-го на заседании Верховного Совета СССР на президента Горбачева был обрушен вал критики за кризисное состояние страны. Он в ответ затевает административную перетряску, преобразует Совет министров СССР в Кабинет министров при президенте, и в январе 91-го избавляется от своего ближайшего соратника по перестройке Рыжкова с тем, чтобы выставить его ответственным за кризис. Главой кабинета министров Горбачев по настоянию трезвомыслящей номенклатуры назначает Валентина Павлова - финансиста с тридцатилетнем стажем, который знал все тонкости государственного механизма, был предан государству, обладал твердым характером и являлся давним сторонником рыночных преобразований. Его назначение путает все карты российского руководства. Павлов с достоинством отражает попытку Ельцина смять союзный центр с помощью шахтерской забастовки и приступает к созданию программы плавного эволюционного перехода страны к рынку по китайскому образцу. Под эту программу, дабы исключить криминализацию рынка, Павлов проводит обмен денежных купюр и изымает у теневого бизнеса 12 миллиардов рублей. Еще 22 миллиарда сомнительных рублей были заморожены. То есть из оборота оказались выведены 34 миллиарда рублей из 96. Это стабилизировало потребительский рынок и позволяло приступить к освобождению цен на некоторые товары. Частичная либерализация должна была начаться осенью после подсчета урожая. То есть Павлов планировал реальные шаги по внедрению рыночных отношений в интересах большинства. Но понимая, что они встретят ожесточенное сопротивление меньшинства, которое гораздо больше устраивал дикий неконтролируемый рынок, он в июне 91-го предложил Верховному Совету СССР принять ряд мер: подчинить правительству налоговую службу, восстановить единство банковской системы СССР, создать общесоюзный орган по борьбе с преступностью на принципах ФБР США.

Если бы введение этих мер нашло поддержку не только у депутатской группы “Союз” в Верховном Совете СССР, но и у президента СССР, то осенью 91-го страна бы получила возможность планового перехода в рынок без полного обнищания десятков миллионов граждан, без кризиса сбыта и свертывания наукоемкого производства, без растранжирования сырьевых ресурсов. Но Горбачев, к лету 91-го осознавший, видимо, собственную неспособность управлять великой державой, уже вынашивал план превращения этой державы в аморфный конгломерат независимых республик, где ему была гарантирована необременительная, но почетная роль формального лидера.

Акция ГКЧП по изоляции Горбачева в Форосе была акцией по спасению союзного государства, а не павловской программы реформ. Но провал этой акции поставил крест и на этой программе. Дефицит политической воли перечеркивает все, в том числе и самые здравые замыслы в экономике.

У ЕЛЬЦИНА ДО ТОГО, как он получил всю полноту власти в Российской Федерации никакого собственного курса реформ не было. Среди его окружения имела популярность программа Явлинского-Шаталина “500 дней”, скопированная с программы Валентина Павлова, но крепко сжатая по срокам и лишенная ограничителей на нововведения. Ельцин и сам о ней не раз одобрительно отзывался. Но когда пришло время выбирать, то он повел себя не как глубокий эконом, отличающий более хорошее от менее хорошего, а как беззастенчивый политик, для которого главное - получить социальную опору, позволяющую сохранить власть.

Такую опору для себя Ельцин увидел в созданной Горбачевым и Рыжковым прослойке “новых русских” - в спекулятивно-финансовой буржуазии.