Газета Завтра 217 (56 1998)

В том глухом конце, где жил Стрижев, он стал первым, кто научился читать. В доме было две книги, обе - Евангелия: на русском и старославянском. Лежали книги эти, обернутые платком, чтобы мухи не засиживали. В школу он ходил в дальнее село, за несколько верст. Только ведь война шла, и дети все больше военному делу учились или с бабами и стариками в поле работали. Да грамотность и не требовалась, зачем? Власть сама приходила и отбирала почти все: хоть считай, хоть не считай.

Перед крестьянином раскинулась природа, подножие престола Божьего. Все в ней есть благо: и птахи небесные, и цветы луговые, и дождь, и стужа. Дремучий лес озвучен и расцвечен - в любую погоду; гром летний пугает и вразумляет; поле бескрайнее сгибает в поясе и заботливо кормит. Все необходимо и целесообразно под близким небом, и даже несчастье - хорошо: человека подстегивает в научение, чтобы поворачивался, жил наготове, налегке. Добро хорошенько промокнуть, промерзнуть, проболеть - чтобы выздороветь. Мир крестьянина полон до краев. Все его уголки заселены. Во времени круглый год и вся жизнь расписаны по святцам, в пространстве синий колокол обнимает черную землю, а посредине, в центре мира - сам человек, земледелец, хозяин. Его вселенная - 10 верст вокруг, его дом - пуп земли.

После войны отец нашел работу в Москве и перевез семью к себе. Зимой трое суток ехали они в город на грузовике, в кузове с картошкой. Москва дала Стрижеву то, чего он был практически лишен - учебу: со временем он окончил два института. Однако город оказался трудным местом для жилья, и люди здесь жили трудные - суетливые, поизносившиеся на социальных ветрах, подверженные соблазнам большого города, забитые в клетки квартир, как звери в зоопарке, как невольники в тюрьме. Душой Стрижев так навек и остался - в селе, в полях до горизонта, под огромным небом.

Несущий земную тяготу, кормящийся от плодов и трудов своих, крестьянин ощущает себя равной частью в доме Господнем, не кривит природу, не выцеживает все ее соки и вместо целого куста срезает только одну ветку. Неискаженная человеком природа есть величайшая благость Божья. Как человек растет незаметно, так и познает незаметно, ничему не удивляясь. Не враждуя с природой, крестьянин не особо чувствует ее - он дышит ею как воздухом. Хлебопашец не знает названий трав (ведь и названия костей своих ему неизвестны) и не помнит повадок животных, но берет их по-простому, сколько взаправду нужно, не насильничая - как подарок. И так же со своей жизнью готов проститься, в дар отдать кому-то.

Печататься Стрижев начал поздно - в 30 лет: стал вести в газетах рубрику “Заметки фенолога”, в журнале “Наука и жизнь” - “Народный календарь”. Такого в нашей стране еще не было: со страниц газет полилась жизнь живая, с народной мудростью, с горестями и радостями, запечатленная бессчетными поколениями “в седом слове”. Впервые вышли из тьмы забвения святцы, православные праздники, народное счисление времени. За двадцать лет Стрижев опубликовал на эту тему более трех тысяч газетных статей, пробудив громадный интерес у читателей и вызвав бурю подражаний.

С землей человека связывают растения. Познавать растения нельзя без их согласия. Орудуя ножом и микроскопом, ничего о них путного не узнаешь. С ними нужно разговаривать, их надо лелеять, ласкать, относиться к ним как к равным себе живым существам. Только тогда травы и деревья раскроют свои секреты, выдадут силу земную, спрятанную в их корнях, поделятся светом солнечным, напитавшим их листья, и одарят своими плодами. Поймешь тогда, отчего трава шелестит, и как цветы нектар пчелам отдают, и зачем деревья в своих кронах ветер рождают. И также - с любым существом. Курочка кхвохчет, а мать поет еще не родившемуся ребеночку. Без любви лада не получится.

С 1971 года в “Науке и жизни” под рубрикой “Русское разнотравие” за десять лет Стрижев раскрыл еще один пласт народной культуры - знание о свойствах растений, об их пользе для человека, о великом природном равновесии, в котором всякой травинке найдется место. Каждая статья о том или ином растении создавалась как цельный очерк с особой формой повествования, не похожей на другие. Впоследствии очерки были собраны воедино и изданы отдельной книгой. Она стала первым в мировой литературе целостным научно-художественным произведением о растениях.