Газета Завтра 226 (13 1998)

Александр Невзоров с непробиваемой провинциальной амбициозностью решил угробить свой фильм. Искренне не принимая литовцев, умудрился дать фильму католическое название — "чистилище", но в центр католического чистилища умудрился поместить русского распятого Христа… Вряд ли во время быстротекущего боя, как и в случае с танком, утюжащим трупы солдат, будут даже самые лютые враги медленно, неспешно мастерить крест и распинать на нем раненого танкиста… Не до того. Это уже не война людей, а война символов… Если бы вместо пулеметов и гранатометов одни выставляли крест с распятым лейтенантом Игорем Григоращенко, а другие простреленных прибалтийских снайперш, то моральный перевес был бы на нашей стороне. Что, кроме лютой ненависти, может вызвать во время боя выставленный напоказ крест с распятым умирающим танкистом? Это удар в лоб по чувствам, по нервам… Это стилистика лобовых примитивных фильмов начала Великой Отечественной войны, снятых где-то под Ташкентом зимой 41-го года… Там немец похож на железное чудовище, там истекает кровью Матросов, и бой останавливается, все замирают, все вслушиваются в последние слова умирающего героя… Но и эти фильмы оказывали свое магическое воздействие. И они нужны были матерям героев. И они поднимали дух у народа, что бы ни писал об этом сегодня Виктор Астафьев.

И вот наш герой выходит на авансцену и пляшет свой танец в узком коридоре мертвых тел. Ужасный претенциозный танец, но завораживает с каждым "па". А крест, на котором висит обрубок моей России, взывает к мщению на уровне подкорки. Смерть ходит с косой, какой-то карнавал смерти, но невзоровская первобытность, его варварство, одетое в чужие одежды, проникает в наши славянские души. Какое-то блоковское скифство. Как чеховский Треплев, с его претенциозными пьесами, над которыми издевается просвещенное общество, издевается собственная мать и профессиональный ремесленник от литературы Тригорин, оказывается в итоге драматичнее и сокровеннее всех иных обитателей усадьбы. Как Гамлет Высоцкого, нелепый, с гитарой и атрибутами полублатного мира, в итоге оказывается наиболее трагичным из российских Гамлетов. Как провинциальный кемеровский актер, с его монологами в зал, заставляет в результате плакать зрителя. Так и Невзоров со своим "Чистилищем" все-таки достучался до сердец многих, может быть, вызвав эффект, противоположный тому, который задумывался циничным репортером. В Невзорове самом столкнулись шаман и прелат. Конечно, действия шамана, с точки зрения высокообразованного прелата, нелепы, смешны и непрофессиональны, но никогда у прелата не будет той силы воздействия на наивных людей, которой обладает шаман. Вой, крики, бубен для чужого — это какая-то дешевая клоунада.

Но фильм "Чистилище" и не предназначен для чужих. Он им непонятен. Он, к счастью, абсолютно не понятен и самому спонсору Березовскому. Какая-то кровавая клоунада из дешевого цирка, да и клоун смешон и продажен… Но простодушные зрители цирка после представления почему-то каменеют и готовы крушить империю Березовского. Это возмездие и самому Невзорову за его отказ от героического прошлого. Это возмездие телевизионщикам, в приступе суицизма допустившим на экран фильм для подпитки протестного гнева миллионов…

Не случайно со страниц демократических газет обрушилась на этот фильм волна, прежде всего, женской критики. В чем тут расчет? Чисто мужской фильм. И провалы, и взлеты его недоступны женщинам даже биологически. Это все равно, что футбол и хоккей будут комментировать девочки с косичками, какими бы талантами они ни обладали. Мне, например, недоступна прелесть "женского романа": сколько ни читал, так и не мог понять его ценности. Может быть, в Вике Токаревой что-то и есть, но мне она не интересна. Я могу разобрать ее прозу чисто профессионально, это слабая проза. Я не могу понять ее женского успеха. Так и иные знаменитые немецкие и американские прекрасные военные фильмы недоступны женскому восприятию. Тот же "Апокалипсис сегодня" или "Мост через реку Квай". Гимн солдату, гимн его долгу, гимн его гибели…