Газета Завтра 226 (65 1998)

Кстати, какие-то ассоциации с романом "Прокляты и убиты" у меня возникали все время. Окопная правда. Неумение видеть пространство всего боя, неумение понять концы и начала этой и любой другой войны. Ни минуты тишины для осмысления увиденного или прочитанного. Избыточный натурализм. Будто не матерились во времена Лермонтова и Льва Толстого во время боев? Будто тогда умирать на штыке было благороднее и красивее? Будто тогда кишки не выпадали из распоротого живота и глаза не вытекали? Взгляд скандального репортера отличается от взгляда художника. Репортер сам отказался от сценария, от талантливых актеров, от глубинного осмысления события, от образности героев. Ему нужны были знаки, символы… С одной стороны, почти репортаж: не поднимая головы в небо, в даль, съемка, пока идет бой, с опасностью самому погибнуть — тут не до ракурсов, не до композиций, сбоку, снизу, сверху, лишь бы зацепить событие. Лишь бы увидеть реальность происходящего. С другой стороны, дешевая, чисто невзоровская провинциальная театральность. Помните, и в знаменитых “секундах” то скачущих всадников, то взлетающих орлов, то бесчисленные кресты, свечки, то мистических героев в плащах… Но за этой дешевой бутафорией в "секундах" начиналось реальное невзоровское действо. Когда энергия всего русского сопротивления перла через узкое окошко "Шестисот секунд", вызывая невиданное по силе напряжение кадра. И там было сочетание митрополита Иоанна и некрофилов, интеллектуалов духа Льва Гумилева и Игоря Шафаревича и безработных, нищих, раздетых бомжей. И там был дешевый пафос графоманских песенок и реальные сцены боя в Азербайджане и в Прибалтике, в Чечне и у Дома Советов… Энергия борьбы объединяла, казалось бы, несоединимые кадры в единое целое. И талантливый репортер был послушен этой энергии, подавляя в себе свои личностные пристрастия. Инстинктом первобытного зверя Невзоров чувствовал этот поток энергии сопротивления, питался этой энергией, высоко взлетал над своими страстями… Надо ли сейчас его винить? Репортер почувствовал угасание протестной энергии всеми своими сверхчувствительными органами, он еще долго сопротивлялся, не верил концу сопротивления, влез в Думу… За годы работы в крупнейших русских театрах я хорошо познал такой тип творческих людей. Это — как младенец, который ищет грудь кормилицы, а той уже давно нет… Невзоров предельно искренне жил этой энергией сопротивления, готов был героически погибнуть в борьбе. Он не был философом, он был чувствилищем борьбы. Задолго до нынешнего сливания "системной оппозиции" в ельцинскую власть он не осознал, а по-женски прочувствовал конец борьбы. Если не нравится сравнение с младенцем, сосущим грудь, приведу более невзоровское сравнение с художником-вампиром. Ему нужна кровь для творчества. Кровь борьбы, кровь любви, кровь войны… Русское сопротивление оказалось обескровленным. Не он тому виной… Новую кровь Невзоров нашел в чеченской войне. И дал ему присосаться небезучастный к этой войне — банкир Борис Березовский. "Это моя война", — громогласно заявил Александр Невзоров. Художник войны пригодился на первых порах для партии войны, которая затрагивала нефтяные интересы Березовский… В награду за услуги Борис Абрамович согласился профинансировать первый художественный фильм о Чечне бывшего репортера войны.

Удар пятый. Неприметный, но существенный. Зачем Александр Невзоров в титрах заявил о своем финансисте Березовском? По-моему, самому Березовскому это совсем не было нужно. Дело не в его еврействе или банкирстве. Его политика направлена совсем на другие задачи, нежели на подъем русского патриотизма или воспевание русского солдата. И любой здравомыслящий человек, увидев в титрах фамилию Березовского, начинает думать, так в чем же сверхзадача фильма "Чистилище"? Как входит эта сверхзадача фильма в нынешнюю концепцию власти Березовского? Скажу цинично, ну, дал банкир деньги, может быть, как отступное за удачную работу с Лебедем в период президентских выборов, но зачем об этом заявлять народу? Ведь Березовский не киномагнат, не удачливый продюсер, наживающий деньги на кассовых фильмах, о чем бы эти фильмы ни были, какие бы идеи они ни проповедовали. Ради кинобизнеса можно и эсэсовского генерала Шиндлера воспеть, и профашистскую жену аргентинского диктатора Перона Эвиту облагородить, и русскую принцессу Анастасию оживить. Такой кинобизнесмен Березовский был бы понятен зрителям "Чистилища". Но торгующий национальными интересами России во имя своего нефтебизнеса, Березовский озадачивает многих нормальных зрителей невзоровского фильма даже более, чем неудачное эпатажное предисловие к фильму самого автора…