Газета Завтра 251 (90 1998)

Когда же этот человек достигнет, наконец, ворот рынка, просочится сквозь сито отдельных входов для торговцев и покупателей, перелезет, точно через пограничную засеку, турникеты и вольется в ревущую стихию рыночного моря, он будет сметен, растерзан, смят громадой торгового царства. Зрачки человека будут поражены непроглядной тьмой толчеи миллионов товаров и мешанины лиц. Слух перестанет повиноваться ему в оглушающей какофонии из надрывного крика тысяч торгующихся глоток, треска баулов, шелеста картонного хлама и сплошного гвалта про цены-курсы-цифры. А сознание его захлебнется в накатывающихся волнах древности, примитива, жажды золота, вражды, недоверия, гениальности, сметки, решительности держаться за свой хлеб зубами, торгового таланта, панибратщины и узости взглядов.

Человека обступит, затолкает сплошная человеческая масса из разносчиков еды, орущих вечное "Дорогу!" носильщиков, кавказцев с сотовыми, "лохотронов", снующих колымщиков и алкашей, желающих подработать, "братков", милиционеров и невнятных личностей из службы безопасности. Человек попадет в заколдованный круг из продавцов, несущихся прочь от своих палаток, покупателей, поправляющих чужой товар, чтобы лучше смотрелся, толкачей скотча и сигарет, двух самых нужных на рынке вещей, один из которых попадается под ноги каждые три минуты, сбытчиков эспандеров, пластилина и фальшивых долларов, агентов по информации о базаре: где, что, почем, - человек закружится в этой бесконечной карусели и сам превратится в часть ее, пробарахтается в ней час, два, пять, а когда наконец его выбросит на улицу, в покой и видимый порядок, он понесется, истомленный, прочь, к метро, в обратный путь, чтобы дома навсегда заречься приезжать сюда, окунаться в ад, в хаос.

Но человек этот неправ: его глаза от ценников и обилия товаров были слишком велики. Рынок - это вовсе не хаос - скорее это полная противоположность ему. Вещевой рынок - это упорядоченная множественность людей, вещей и форм, держащаяся в сиюминутном равновесии спроса и предложения, это тончайшая сфера, приводимая в грациозное движение, точно рассчитанное по законам людских судеб и аксиомам вещественного мира. Философия рынка - чтобы всем было хорошо, чтобы и покупатели были сыты, и торговцы остались целы. Толкучка, базар, вещевой рынок в "Лужниках" существует до тех пор, пока это правило работает, и тотчас распадается в момент его нарушения. Однажды возникшее на стадионах и площадях устойчивое сообщество из людей, товаров и денежных знаков обладает особой гармонией карточного домика и не распадается сутки, месяцы, годы исключительно потому, что ежесекундно находится в равновесии спроса, цен, закупок, чартеров и налогов.

Вещевое царство до последнего времени сохраняло этот порядок. И вдруг, когда в стране разразился кризис, это хрупкое образование в одну минуту пало с грохотом и истошными визгами, разбилось вдребезги. Рубль рухнул, и четырехэтажная клеть-лоток, возвышавшаяся над всем рынком: внизу сумки и сигареты, выше галстуки, обувь, кухонные комбайны, над ними шикарные свадебные платья, а на самом верху розовая детская коляска (на первый взгляд - насилие над логикой, но на самом деле, всех вещей здесь именно столько, сколько надо), - дрогнула, накренилась и, сложившись гармошкой, с лязгом повалилась в грязную лужу, похоронив под собой владельца. Рынок не выдержал валютного обвала, сложные сплетения нитей, питавших его со всех концов Земли, были безжалостны обрублены одним махом, словно Гордиев узел, равновесие было грубо нарушено, и шаткая конструкция опрокинулась, точно подстреленная, превратилась в хлам вещей, суету восточного базара, беспорядочное сражение дикарей.

Вещевой рынок в "Лужниках" стал бешеным. И продавцами, и покупателями овладел панический ужас: что же будет завтра?! Расчеты летят к черту, все прежние договоры недействительны, план заброшен. Тысячи людей мечутся с остекленевшими глазами по зигзагам рыночного города в полной бессмыслице, точно слепые. Единого курса нет, эквиваленты потеряны. Одни избавляются от ставшего бездоходным товара, другие лихорадочно скупают все, что в силах унести. Сотни наваривают состояния, тысячи прогорают, превращаясь в нищих. "Это не мы доллар поднимаем, - орет в ухо покупателю мрачный торговец, - это он нас поднимает". Доллар сдергивает с мест, торопит, заставляет обмозговывать в ритме польки: "Три дня продержусь. Если они курс не загонят, в понедельник заберу новую партию. При другом раскладе - крышка…"