Как уже тысячу раз за последние месяцы было говорено, вслед за Уинстоном Черчиллем, - страна, выбравшая между позором и войной позор, получит и позор, и войну. Ничто так не объединяет и не вдохновляет нацию, как победа, ничто так не угнетает народ и не ослабляет власть, как поражение. Поэтому неучастие России в поддержке Новороссии любой ценой и ее поражение там - вот сейчас самый главный американский сценарий. Невиданная народная поддержка власти в России может запросто сменить знак на противоположный. А война придет из Новороссии в Крым и в Россию. А почему бы нет? Для "мирового сообщества" Крым является частью "их" Украины - чем это не повод к войне? Затем в южные регионы России, а потом и в Москву - и в виде прямой агрессии, и в виде терактов, и в виде масштабной подрывной деятельности.
Ничто так не вдохновляет, как слабость противника. Слабых бьют, как совершенно справедливо в свое время заметил Владимир Владимирович Путин. И будут бить. По всем направлениям. И добьют, если мы не будем сопротивляться.
Еще один тезис: должны сначала шахтеры подняться, а если ты такой умный, бери автомат и вперед, в окоп Славянска. Отвечаю - шахтеры должны работать. Каждый должен своим делом заниматься - это если без пафоса. Скажу честно, я от окопа Славянска не бегаю. Но не думаю, что буду сильно полезен Игорю Ивановичу Стрелкову в окопе как боевая единица, а вот по основному своему профилю - в составе группы (желательно международной, да где там!) по мониторингу прав человека в Новороссии в том же окопе и прилегающих к нему населенных пунктах мог бы быть вполне полезен. Если в более понятных терминах, вместо мониторинга прав человека можно написать - для сбора и закрепления доказательств для будущего Нюрнбергского трибунала. Термины разные, а суть одна.
Но мне, как налогоплательщику и законопослушному человеку, не совсем понятно вот что: я плачу налоги, содержу армию, вижу, кстати, что в ней происходят позитивные перемены, приветствую ее перевооружение, учения, материальное обеспечение офицеров, и жду, что в критический момент всё это защитит меня, мою семью и интересы моей страны. И вдруг, когда этот критический момент наступил, мне говорят, что в окопе должны оказаться адвокат и шахтеры, вооруженные за свой счет, а там, уж как пойдет - может, армия и подтянется, а может - и нет. Много ли простых людей в Донецке и Луганске подписались бы за Россию, наперед зная, что их будут бомбить и убивать, а помощи почти не будет? Несмотря на громкие слова из Кремля? И разве происходящее в Новороссии не касается каждого из нас, в России, разве это не прямой удар по нашим интересам?
Ничто так не будет способствовать установлению быстрого мира на Украине, как получение антифашистским Сопротивлением тяжелого вооружения и интенсивной военной и дипломатической поддержки по всем каналам.
Американцы понимают, что отказ от поддержки Новороссии и ее поражение будет иметь тяжелейшие последствия для России - поэтому к нему и толкают. Это не война между Донецком и Киевом. И даже не между Россией и США. Это война между Добром и Злом. Или мы защитим Новороссию, или мы потеряем ее, потом - Крым, а потом - и Россию. Если мы не готовы огнем и мечом защищать свою страну, тогда надо готовиться, что огнем и мечом ее будут разрушать.
"Если дорог тебе твой дом"
На фото: Кремлю предстоит трудный выбор в связи с событиями на Украине (В.М.ВАСНЕЦОВ, "Витязь на
распутье", 1878)
Карен Шахназаров: «Судьба мира решается в Донбассе»
Александр Нагорный
26 июня 2014 16
Политика
Известный российский кинорежиссер, генеральный директор киноконцерна «Мосфильм» отвечает на вопросы «Завтра»
"ЗАВТРА". Карен Георгиевич, события, которые происходят на Украине, сегодня приковывают к себе внимание всего мира. А для России они стали своего рода "моментом истины". После воссоединения Крыма, казалось, был преодолен многолетний, едва ли не полувековой раскол между властью и обществом. Это сказалось даже не столько в небывало высоких рейтингах поддержки президента Путина, сколько в ощущении нашей общей победы: не общества над властью, как было в 1991 году, и не власти над обществом, как было два года спустя, а именно того, что обязательно нужно было сделать, и что было, наконец-то, сделано.