Газета Завтра 279 (14 1999)

И все же в Северной Осетии есть сила, готовая отстоять свою Родину. Это те, кто разгромил грузинских боевиков, кто отбросил ингушские отряды. Это командиры народного ополчения. Теперь уже бывшие командиры. Нынче их отряды расформированы и разоружены: в "мирное" время властям они ни к чему.

Разумеется, настороженность официального Владикавказа и явное неприятие со стороны Москвы понять можно. После Чечни любая сила, выходящая за рамки официально принятой, выглядит угрозой.

Зато каждому простому осетину ясно: если, не дай Бог, начнется война и на Владикавказ двинется чечено-ингушская армада, никакая милиция их не сбережет. Тогда снова соберут свои отряды командиры осетинского ополчения, благо, ни связи, ни боевые навыки у бойцов не потеряны. Именно добровольные отряды защитят Осетию.

В последние минуты они не испытывали никаких чувств, выполняя действия машинально, словно пара чьих-то рук. Встал дыбом и тут же рухнул страх того, что их схватят. Налетело и сразу растворилось чувство ненаказуемости и знания чудовищной тайны: они тащили сквозь рыночную толпу десять килограммов смерти, а никто не обращал внимания. Мысль о том, что взрыв не удастся, мелькнула — и тут же была сметена тупой, как ноющая рана, тоской из-за собственного бессилия отказаться от приказа. Вспомнилась Ингушетия, война, заживо сгорает облитая бензином осетинская старуха в Чермене, и память вновь заволокло туманом безразличия.

Их пихали, ругали на осетинском, русском, дагестанском, азербайджанском, а они не смели поднять глаза, боялись, что их запомнят. Протиснувшись сквозь решетку ворот, действуя почти наугад, направились напрямик к главному перекрестку базарных линий. Уворачиваясь от встречного народа, боясь уронить мешок, прошли киоски, крытые ряды, свернули налево и уткнулись в две длинные очереди за картошкой и молоком с моздокских грузовиков.

"Здесь. Дальше сил нет," — сказал один. Они опустили мешок возле лотка с картошкой, к которому подходила очередь, и тут же отпрянули, будто испугавшись, что содержимое мешка вырвется вон.

Продавщица глянула в их сторону: "Вы чего его ставите-то?"

Они ответили без акцента: "Мы только за машиной сбегаем!" — и медленно рванулись к выходу.

И снова страх, что не успеют вырваться из этой толпы. И наваливающийся пьянящий кураж удачи. И страстное желание осмотреться, чтобы затвердить в памяти походку этих остающихся людей, их уже потусторонние беспечные лица, эту кирпичную стену павильона с зеленой вывеской "Сбербанк". И жуткое чувство сожаления, что вот эта приговоренная ими женщина отчего-то покидает свой лоток и спешно уходит в сторону подвального склада: ее не заденет!

Они вышли с рынка и обычным шагом пошли к машине. Метров за десять до нее один нажал на кнопку пульта в кармане куртки.